И подумал рассудочно: «Ну все, сейчас попрет в шею...»

Однако ничего подобного не произошло. Седовласый вдругнеуловимо помягчеллицом – хотя его выражение ни капельки неизменилось – и чуть склонил голову:

– Ну разумеется, сэр. Ее светлость меня предупредила. Прошу.

«Как-кая еще светлость? – возопил Мазур мысленно и едване разинул рот самым простецким образом. – Это с кем мы на сей разсвязались?»

– Быть может, вам будет удобнее оставить сумку в гардеробе,сэр?

– Э-э-э, пожалуй, – светски ответил Мазур, малостьопомнившись. – Только осторожнее, у меня там стекло, только что купил и неуспел отослать...

– Все в порядке, сэр.

К ним, повинуясь жесту седовласого, проворно подбежал ещеодин тип в смокинге, принял от Мазура сумку и понес в сторону гардероба. Мазурзадержался, но никто так и не собрался дать ему номерок – видимо, в заведенияхподобного полета обходились без них, надо будет учесть...

И непринужденно направился следом за метрдотелем, стараясьне зыркать по сторонам откровенно, словно какая-нибудь деревенщина с соломой вволосах. Интерьер, насколько он мог разглядеть, названию полностьюсоответствовал: куда ни глянь, замысловатые мозаики в стиле тех самых то лиацтеков, то ли май: статуи жутко выглядевших богов и зверей и прочие дурныекрасивости. С радостью Мазур констатировал, что большинство посетителей одетывовсе не во фраки и вечерние платья, а довольно-таки простецки, кое-ктосовершенно по-пляжному, да и держатся далеко не чопорно. Это уже проще, не надодумать, если что, которой из двадцати вилок устриц распечатывать, а которой вухе чесать...

Седовласый провел его в дальний угол зала, где на длинномдиване в виде прямого угла расположилось человек шесть. Точно шесть. Триэффектных девицы, какой-то мрачный тип при полосатом галстуке, что-то отрешенножевавший, Гай Близард, снова в шортах и гавайке (разве что другой расцветки, ностоль же ядовитых тонов) и, наконец, загадочная блондинка, которую отчего-тотитуловали светлостью, восседавшая с краешку – на сей раз, конечно, не в скупомкупальнике, а в открытом синем платье. Мазур краем уха слыхивал что-то о такихвот тряпках, которые выглядят просто и буднично, но стоят бешеных денег.У него возникло подозрение, что это как раз тот случай.

Судя по лицам тех двоих, его моментально узнали.

– Черт возьми, кого я вижу! – возопил Близард. –Пришел все-таки? Вот и молодец... слушай, я что-то запамятовал, как тебя…

– Ничего удивительного, я не представился, – сказалМазур, присаживаясь рядом с блондинкой согласно ее недвусмысленномужесту. – Дик Дикинсон. Странствующий моряк.

Эффектные девицы, уже определенно поддавшие, наперебойпринялись выкрикивать свои имена, которые Мазур не особенно и запоминал, амрачный тип, не переставая жевать, ограничился поклоном. Вряд ли онвыпендривался именно перед Мазуром – судя по первым наблюдениям, просто-напростотаким уж уродился нелюдимым.

Без церемоний перегнувшись через колени одной из девиц, Гайсунул ему в руку полный бокал и жизнерадостно поинтересовался:

– Ну что, надумал? Предложение в силе.

– Запросто, – сказал Мазур.

– Вы о чем? – вклинилась блондинка.

– У меня, если ты помнишь, рулевой выпал из игры. Вряд лиДик окажется хуже, у него вид добропорядочный...

– Ну-ну, – загадочно ухмыльнулась блондинка. –Желаю удачи, ребята. Сама бы сплавала...

– Кристина!– воскликнул Гай совершенно серьезно, молитвенносложив руки на груди. – Ты же знаешь, на что я готов...

– А шиш тебе, – безмятежно выпалила блондинка.

Ну, предположим, она не «шиш» произнесла без запинкирозовыми губками, а нечто гораздо покруче, настолько смачное, что ононисколечко не вязалось ни с роскошным кабаком, ни с титулом светлости, которымее отчего-то наградил метрдотель. Однако все приняли это как должное, никто иухом не повел – должно быть, притерпелись.

Блондинка Кристина протянула руку и указательным пальцемлегонько постучала Мазура по нижней челюсти:

– Дик, верни челюсть на место. Неужели я тебя, бедняжку,шокировала? Это странствующего-то моряка? Я в наивности своей полагала, что вами черт не брат... – И звонко, искренне расхохоталась: – Честное слово, утебя вид сконфуженный. Ах ты лапочка... Неужели существует еще добродетель?

Мазур постарался придать себе равнодушный вид. Он уже понял,что столкнулся с созданием взбалмошным и своенравным, капризнее некуда – и неконфузился (еще чего не хватало!), просто не мог с ходу выбрать подходящуюлинию поведения. Нужно было на нее настроиться, фигурально выражаясь, пойматьветер...

– Ну, не надувайся. – Кристина положила ему руку наколено. – Я, просто-напросто, очень трудный ребенок. Маму почти не помню,отец воспитанием не занимался, откровенно говоря, все прочие сюсюкали и высокихтребований не предъявляли. Вот и получилось чудовище, своенравное и дерзкое...Давай я тебе еще налью, а то робкий ты какой-то, ничуть на моряка не похож – иходишь не враскачку, и табаком жевательным не плюешь по углам, и рома нетребуешь громогласно, и коленкой ко мне не прижимаешься... – и тут же саманепринужденно прижалась бедром, посмотрела внимательно: – Хорошо хоть, вкраску тебя не бросает, иначе не знала бы, что и делать... Ничего, что мы тактесненько сидим? Вот и молодец...

Она была красивая, спасу нет, но Мазур всю сознательнуюжизнь пребывал в убеждении, что девиц такого типа допрежь всякой лирики следуетвдумчиво высечь – не в смысле эротических извращений, а в самом утилитарном.Иногда помогает, но чаще всего – черта лысого...

– Ну так как? – спросила она с любопытством, подливаяему в бокал. – Шокирую я тебя?

– А хочешь?

– Не знаю, – пожала она голыми плечами. –Забавляюсь вот... В тебе, по-моему, есть нечто непорочное, а это занятно...

– Это в морском бродяге-то? – усмехнулся Мазур.

– Дик, у непорочности столько видов, подвидов,разновидностей и категорий, что перечесть нельзя... Бесчисленное множество. Сошлюхами хороводился?

– Да, в общем, было дело...

– Людей убивать приходилось?

– Ну, как тебе сказать...

– Значит, приходилось, – уверенно сказалаКристина. – И спиртное, конечно, лакал до посинения, тут и гадатьнечего... И что, ты решил, будто этот кратенький список банальных пороков тебяиспортил? Говорю же, у непорочности столько обличий... И чем-то таким от тебяопределенно веет, поверь опытной девушке, ужасному невоспитанному созданию...

– Это плохо?

– Наоборот, это ужасно интересно. Обычно ко мне прибиваеттечением гораздо более примитивных и потому неинтересных индивидуумов. Вродевот этого, – она показала подбородком на что-то усердно жевавшего угрюмоготипа. – Плоский, как сковородка, убила бы... Но приходится улыбаться.