Третьим говорил немолодой однорукий ополченец. Его камуфляж был засален, в раскрытом вороте виднелась линялая тельняшка.

– Здесь, в Москве, предатель засел. Он нам корень подрезал. Он наших командиров, которым мы доверяли, взорвал или в спину убил. Он нас теперь в Сирию хочет направить, чтобы там нас всех порешили и о нас забыли. Мы кто? Бараны? Телки безголовые? Мы солдаты Новороссии! Давай соберемся и пойдем в Кремль, посмотрим в глаза Президенту!

Еще один, плотный, узкоглазый, похожий на якута, с маленькими дерзкими усиками, говорил:

– Ты, Ратник, был и остаешься наш командир. Ты давай партию собирай, которая за Россию. Она и партия, она и армия. По ротам, по батальонам. В каждом городе штаб. Народ за нами пойдет. Народу некуда деться, кроме как с нами идти. Веди нас, Ратник, а мы за тобой хоть куда!

Гудели, гомонили, иные курили прямо в зале. Макарцеву казалось, что от них исходит запах дыма, ружейного масла, окисленного железа. Стойкий запах казармы. На их утомленных, плохо выбритых лицах лежала тень войны, которая их однажды накрыла и от которой они не могли убежать.

Ратников поднялся со стула и ждал, когда зал утихнет и множество вопрошающих глаз устремятся к нему.

– Разве не я привел вас в Донбасс, первые двадцать бойцов, от которых никого не осталось? Разве не я вместе с вами выбивал укропов из городов, добывал оружие на их блокпостах? Разве не я вместе с вами держал фронт, давая нашим братьям закрепиться в Донецке и Луганске? А потом полгода мы стояли насмерть, когда на нас пикировали их самолеты, а мы стреляли в них из берданок. Они лупили по нам из установок залпового огня, а мы ходили врукопашную на эти установки, добывали трофеи. Разве вы забыли, как я орал на весь свет, по открытой связи, что нас добивают, нет боеприпасов, поубивали весь личный состав и мы не удержим город? Москва молчала, будто не слышала, будто отдавала нас на верную смерть. А когда стало невмоготу, я вас вывел из окружения, спас от верной смерти. Колонна с женщинами, ранеными и детьми пошла на прорыв, а я прикрывал и последним ушел из города. Нас предали! Предали русское дело, предали Новороссию, предали «русскую весну»! Но мы уцелели, мы живы, мы вместе, и мы знаем предателя. Мы соберемся с силами. Я разослал гонцов по всей России, по гарнизонам, по ветеранским организациям – всех зову сюда. Мы снова пойдем в Донбасс, выбьем укров с наших старых позиций, отгоним от наших священных могил и пойдем дальше. Пойдем на Мариуполь, Одессу! Пойдем на Днепропетровск и Николаев! Пойдем на Харьков! Я буду с вами, буду вести вас, покуда меня не накроет фугас или не пробьет их пуля! Но и умирая, буду командовать: «Огонь! Огонь, «Сорок третий», мать твою! Где твой огонь?! Огонь по сукам, огонь!»

Ратников закачался. Лицо его страшно побледнело. По нему заскакали уродливые судороги. Усы кривились над губой, и он был готов упасть.

К нему подскочили из зала, усадили на стул. Вливали в рот воду из стакана. Вода проливалась, было слышно, как зубы стучат о стакан.

– Хорош! – крикнул в зал ополченец в кубанке. – Пущай Ратник оклемается. Он еще нам сгодится.

Ратникова под руки спустили со сцены, отвели в кабинет, где стоял диван, уложили, затворили дверь.

Макарцев побродил вокруг клуба, откуда расходились ополченцы. И снова вернулся в клуб. Вошел без стука в кабинет, где Ратников утомленно сидел на стуле, стиснув руками виски.

– Иван Трофимович, извините за беспокойство. Не откажитесь уделить мне несколько минут, – Макарцев протянул Ратникову удостоверение генерала ФСБ. Тот взял, долго рассматривал, вернул Макарцеву:

– Вы особые люди. Когда другие на фронте под танки бросались, вы им в спину стреляли. Вся ваша доблесть – людей по подвалам таскать и на дыбу вешать. Весь прошлый век Россия на дыбе провисела, куда вы ее вздернули. Что, и этот век висеть будет? – Ратников хмуро, враждебно смотрел на Макарцева, и в его усталых глазах была тоска, предчувствие непосильных тягот, которые взвалила на него судьба и от которых он не в силах увернуться. – Пришли меня арестовывать?

– Да нет, Иван Трофимович, пришел за помощью. По нашим сведениям, на территорию России проникли с Украины агитаторы «правого сектора». Обрабатывают живущих в России украинцев, чтобы те создали «правый сектор» у нас. Возможно, с целью терактов.

– Мы под Донецком «правому сектору» били в левый глаз. Если бы нам ваше начальство не мешало, не было бы никакого «правого сектора» ни у нас, ни на Украине.

– Видите ли, Иван Трофимович, агенты «правого сектора» могли проникнуть к нам под видом ополченцев. Быть может, тех, что сидели сегодня в зале.

– Да вы что, генерал, сдурели? Моих людей вините в предательстве? Не там ищете предателей, генерал! Поищите за кремлевской стеной!

– И все-таки, Иван Трофимович, вы в каждом уверены? Каждого знаете лично?

– Знаю лично Степу Федюлькина, позывной «Федюля». Он танк у укров отбил, порвал гусеницы гранатой. Залез в танк и бил из пулемета, а по нему укры из гранатометов садили. Когда мы в танк заглянули, у Федюли не было головы, а руки на пулеметной кнопке лежали. Еще лично знаю казака Кологривко, позывной «Грива». Его, раненого, укры в плен забрали, облили бензином и выставили на бруствер, чтобы мы видали. Он горит, а сам кричит: «Слава Новороссии! Слава России!» Еще три сотни ополченцев, которые в могилах лежат, всех лично знаю. Хотите проверить? Поезжайте на Донбасс, их допросите! – Ратников зло усмехнулся, открыв под усами желтоватые зубы, но в глазах была не злоба, а блеснули слезы.

– Я пришел к вам как друг, Иван Трофимович. Агенты «правого сектора» готовят покушения на тех, кто сражался в Донбассе. В том числе и на вас. Мы хотим обезвредить террористов и, быть может, тем самым спасти вам жизнь.

– Мне жизнь? Вы спасете? – Ратников откинулся назад, и было видно, как ходит ходуном его острый кадык. – А это не вы взорвали под Луганском Крутого, за которым шла тысяча ополченцев и который не хотел подчиниться вашим приказам? Не вы дали украм координаты штаба, где находился Волк, который грозил повести ополченцев на Донецк, и укры расстреляли штаб из танков? Это вы задушили «русскую весну», задушили Новороссию и не дали нам занять Мариуполь! Почему не послали войска?

– Тогда бы случилась большая война с Украиной. А быть может, со всей Европой.

– А она и так случится! И будет на вашей совести! Вы не позволили нам расчленить Украину, разгромить фашистов, добить их армию. Вы хотите задобрить Америку и готовы отдать Украине Донбасс. Вы отдаете Донбасс на растерзание фашистам и людоедам. Они придут на Донбасс и будут расстреливать каждого, кто скажет слово по-русски. Они загонят всех в концлагеря и будут выявлять сочувствующих России. Они станут отлавливать и пытать до смерти каждого, кто воевал в ополчении. Они поставят войска на границах с Россией и начнут подрывную деятельность, диверсии, пропаганду, от которой сломается русская воля. Они будут сражаться за Крым, сделав Украину прифронтовым государством, на которое будет работать вся Европа. И когда Европа и Америка нападут на Россию, русский дух будет сломлен, «русская весна» превратится в «русскую зиму», и мы опять начнем терять и терять. Территорию, промышленность, волю. Вот что сделали вы и ваш главный предатель!