— У, падла! — довольно спокойно проговорилинвалид, вытирая лицо вафельным полотенцем. — Безногого обидеть ничего нестоит… Хорошо, что чайник еще не кипел!

— Как же, обидишь тебя! Тоже мне, сиротка! Кто менятолько что обещал на огороде закопать?

— Я же не всерьез, — ухмыльнулся мужчина. —Так, попробовал припугнуть…

— По принципу — не прошло, и ладно? Ну-ну! Имей в виду,со мной такие штуки не проходят!

— Ну вот, считай, познакомились! — Инвалид повесилполотенце на гвоздик и заново наполнил чайник из огромной жестяной канистры вуглу. — Больше не выливай, только газ зря жжем.

— Познакомились? — переспросила Лера. — Акстати, тебя Василием зовут?

— Точно, Шлыков Василий…

— А меня Лерой. Так что, Вася, давай без фокусов. Мы стобой друг другу нужны. Ни я без тебя, ни ты без меня ничего не сможем найти.Не зря бумага пополам порвана. Кроме того, как ты со своими ногами неходячимиодин то место искать будешь?

— Так мне и Затвор говорил, — неохотно призналсяВасилий. — Я его спервоначала-то ждал. Думал — объявится, найдем тузахоронку, и пойдет у меня другая жизнь… Может, и ноги мне починят! С большимиденьгами-то все возможно!

— Ты ведь с ним в здешней больнице познакомился? Когданоги потерял? Как это случилось?

Лера решила проверить нянькину память.

— Дорога скользкая была… — неохотно проговорилВасилий. — А тут из-за поворота Сашка выехал на тракторе, я свернул, амашину занесло… ну и прямо в столб!

— Небось, еще и выпивши был?

— Самую малость, — признался Василий, разливаякипяток по чашкам. — Оклемался в палате, а ног-то и не чувствую… Все,подумал, отбегался Вася! Думал уж, лучше удавиться! К полотенцу ужеприглядывался, как его скрутить да к спинке кровати пристроить. А Затвор насоседней койке лежал, он к тому времени уже на поправку шел. Понял по глазам,что худо мне, ну и налил… ему нянька приносила. Хороший он был мужик,понимающий. А достать и в больнице все можно, если деньги есть.

Я разом целую бутылку оприходовал, только тогда малостьполегчало. Доктор, Илья Соломонович, как унюхал, очень разорялся. Ногами дажетопал. Доктора-то, они разве что понимают? Сдохнешь, кричал! А мне в ту минуту,может, только и хотелось сдохнуть. На хрена, думаю, такая жизнь? Считай,полмужика от меня осталось!

— А с самим-то Затвором что было? Тоже, что ли, ваварию попал?

— А он тебе что — ничего не рассказывал? —подозрительно осведомился инвалид.

— А тебе самому что — очень приятно про ту авариювспоминать?

— Твоя правда… он и мне не очень-то много говорил.Разборка у них была. Напоролся на узкой дорожке на старых дружков, с которымичего-то за несколько лет до того не поделил. То ли он их кинул, то ли они его.Ну они и отделали Затвора по полной программе. Он, конечно, тоже не сидел да неждал, монтировкой отмахался, а может, и еще чем посерьезнее. Однако в больницупопал.

— А третий в палате кто был? — спросила Лера исделала глоток. Чай оказался на редкость вкусным, настоянным на каких-тотравах. — Кто вам эту бумагу дал?

— Третий? — переспросил Василий. — Третий-тоочень серьезный человек был, авторитетный. Ломовой Алексей Прохорович. Кличкаего была Лом…

«Ну и память у той няньки! — поразилась Лера. —Свой гонорар она честно отработала!»

— С огнестрельным ранением он в ту больницупопал, — продолжил инвалид. — Поступил он, когда я уж на поправкупошел, на костылях ходить приноровился. Подстрелили его на дороге, неподалекуот Оредежа. Как привезли в палату, стонал очень страшно, да какие-то слова всевыкрикивал. Кого-то убить грозился. Милиция приехала, говорит — перестрелка нашоссе, трое насмерть, их тоже, кстати, в больницу привезли, только прямо вморг. Лом этот, конечно, без сознания, так менты и уехали ни с чем, до утра,говорят, подождем. Старший их говорил — в Питер его надо, в специальнуюбольницу, где охрана и все прочее, а доктор наш Илья Соломонович — только подвашу, говорит, ответственность, потому как не переживет он этой… как ее…транспортировки. Ну, наше какое дело, лишь бы они скорей ушли да угомонились.Уколола сестричка Лома чем-то, он вроде поуспокоился, в забытье впал. И язаснул, только под утро Затвор меня стал трясти. Сосед наш, говорит, помирает,и с нами напоследок говорить хочет, причем непременно с двумя. Ну, я очухался,к его койке перебрался. Гляжу — в сознании он, глаза блестят. Говорит только струдом и видно, что не жилец, последние силы на исходе. И тут он нам такоерассказал… что спрятано у него в укромном месте на страшные деньги дури…наркотиков этих. И никто, кроме него, про тот тайник не знает, — Василий сразмаху опустил чашку на блюдце, глаза его блестели. — То есть знали ещедвое, так они уже ничего никому не расскажут, на том свете чертям уголекподбрасывают. Они этот груз втроем перевозили, да только чуть не попали взасаду, сдал их кто-то. Ну и спрятали они тогда его в укромном месте. И теперьиз тех троих только он в живых остался. И, в общем, не хочет он, чтобы тоттайник достался его дружкам. Потому что они-то его и подстрелили. И ментамотдавать тоже не хочет, потому что знает — через ментов все равно тем жедружкам груз достанется. Потому как все менты давно купленные. А теперь ончувствует, что смерть совсем подступила, времени не осталось, самое большее —до утра доживет, и чтобы, значит, тайник не пропал, отдает он его нам сЗатвором. А чтобы, говорит, все по-честному было, чтобы мы друг друга некинули, он план нарисовал и пополам его порвал. Половина мне, а половина —Затвору. И дал нам эти бумажки…

— На анализе крови нарисованные! — вставила Лера.

— Точно, на анализе… И только вот что я думаю. Онпрямо-то не сказал, а мне подумалось — не иначе, как сам он и замочил техдвоих, подельников своих, с кем груз прятал. И той ночью не случайно нам двоимс Затвором тайну открыл. Надеялся, что поубиваем мы друг друга из-за тойбумаги. Такой это был человек… даже перед смертью хотел нас стравить! ТолькоЗатвор на эту приманку не купился, сказал — пополам, так пополам!

Василий помолчал немного и закончил:

— В общем, и правда к утру Лом умер. А Затвора надругой день выписали. Он, когда уходил, шепнул мне, что непременно вернется.Когда шум утихнет. Да вот, видишь, не получилось у него вернуться. Ты вместонего пришла.

Лера подъехала к воротам, посигналила. Калитка справа отворот отворилась, вышел высокий бородатый цыган в рыжей кожаной куртке и низконадвинутой на глаза черной шляпе. В углу перекошенного рта торчала незажженнаясигарета. Заглянув в машину, цыган ухмыльнулся, выдохнул смесь чеснока иперегара, оскалился, сверкнув золотым зубом, процедил, по блатному растягиваяслова:

— Ну, с прие-ездом, беленькая! Ласло тебя ждет! И чемты только его приворожила?