Кирилл заглянул через открытую дверь на кафедру. Рабочийдень уже кончился, в пустой лаборатории сосредоточенно сопел Рузский. Онсклеивал рассыпавшегося майского жука. Обычно экспонаты готовили студенты илидаже старшеклассники, тем самым изучая насекомых, но если заурядного жукавзялся восстанавливать аспирант, это неспроста...

Особенным виртуозом слыл профессор Кузнецов. Он ухитрялсясворачивать крылья бабочек и укладывать под надкрылья жуков. Принимая зачеты,он предлагал определить вид и семейство, зевал, скучал, нетерпеливо спрашивал:«Как, вы еще не готовы?», а несчастный студент, судорожно перебирая шпаргалки,дергался, взмокал, не в состоянии понять, где же ошибся, почему признаки несовпадают. Правда, Кузнецов сам однажды долго ломал голову, когда молодой, ноочень серьезный доктор наук Жанна Реникова прислала ему пойманную в Киргизиисамку формика руфа с филигранно подклеенными мощными яйцекладами формикаполиктена.

— Кузнецов ушел? — спросил Кирилл в щель.

Рузский вздрогнул. Затем его бородатое лицо расплылось вширочайшей улыбке. Журавлев одобрял трюки с подменами. Настоящий биолог спеленок должен чувствовать, что у жука не могут отрасти булавовидные усикибабочки или прыгательные ноги зеленого кузнечика!

— Кузнецов уходит с работы с немецкой точностью, —ответил Рузский почтительно. — Остальное время он самый что ни естьрусский боярин.

Кирилл кивнул, закрыл дверь. Его старый учитель профессорКузнецов любил по-боярски поспать, на кафедру являлся поздно. Там он сперваплотно обедал, рассказывал массу анекдотов, одновременно сыпал идеями, частопридуманными от хорошего настроения, но часто и очень обещающими. Еще он любилперекинуться в картишки, делал ставки на ипподроме и нигде не проигрывал. С нимбы посоветоваться! Не шутка — в один конец! — но придется решать самому.Самому же себе Кирилл, как всякий интеллигент, верил меньше, чем другомучеловеку.

В Малом Мире на станции двенадцать человек. Достаточно, ноеще сие ни о чем не говорит. Разные причины могли загнать их туда. На Северныйполюс стремились тоже не за уютом. На станции могли оказаться честолюбцы,мизантропы, фанатики всех мастей... Правда, двенадцать человек — это двенадцать.Уже не одиноко.

Вернувшись домой, остановился на пороге, заново осматриваяквартиру. Стандартная комната, стандартная мебель, стандартные книжные полки состандартным набором книг... Как говорят друзья, ни удавиться, ни зарезатьсянечем. Одно отличие от стандарта, да и то во вред репутации — пять трехлитровыхбанок и два аквариума с... муравьями. Были бы рыбки, можно было бы женщинприглашать, а так каждая перекашивается в визге: убери, выброси, это жегадость, насекомые! А потом навязывают, а то и сразу приносят сиамских котят,щенков, попугайчиков. Искренне уверены, что он прослезится от счастья.

Женился на последнем курсе, но кандидатскую защищал ужевольным казаком. Детей не было. Сперва жена берегла фигуру, потом оказались ужена разных льдинах. Университетские девицы умело расставляли сети, но смуравьями он был счастлив всегда, а от общения с женщинами оставался сиропныйпривкус неискренности. Худшее в том, что сиропом пахло с обеих сторон.

Он подбросил сахару в кормушку, снял трубку телефона:

— Алло?.. Виктор, привет. Да, я... Слушай, мнепредлагают длительную командировку... Ну почему обязательно в развивающуюся...В самую что ни есть развитую. Это твое дело, можешь не верить... Да, заедьутром. Могу оставить под ковриком, если не успеешь.

Отбывая в командировки, он отдавал ключи школьному приятелю,тот после очередного развода жил в коммуналке. Виктор исправно кормил муравьев,подливал им воду, по собственной инициативе приносил из общей кухни тараканов,таких жирных и крупных, что едва помещались в спичечных коробках. Кирилл повозвращении находил пустые бутылки, женские шпильки, однажды выудил из-задивана лифчик, зато муравьи были сыты и веселы.

Трудно приглашать гостей, когда вот уже несколько летмуравьи по квартире ходят свободно, устраивают сражения, делят территорию,устанавливают иерархию отношений, выясняя, кто из них доминант, ктосубдоминант, кто субдоминант второго и третьего порядка, а кто просто дичь...

Еще задолго до первого рейда в Малый Мир, где пропала СашаФетисова, он, мысленно уменьшившись, бродил подземными переходами в банке,таскал землю, охранял, охотился, бдил, пас тлей, гонял божьих коровок... Этопомогло найти Фетисову. А вот сейчас вяло жует бутерброд, прихлебывает остывшийчай и смотрит на муравьев, смотрит... Не решается?

В институт Ногтев отвез его на другой день рано утром.Трижды проверили и перепроверили документы. Когда поднялись в зал, Кириллупоказалось, что они, уже уменьшившись, попали во внутренности компьютера. Вездесверкали панели вычислительных машин, на экранах плясали разноцветные кривые,над головой шелестели воздухоочистители. Пахло электричеством, энергией,сжимаемым пространством.

Кирилл ошеломленно оглядывался. За два года командный пунктпо отправке космических кораблей превратился в пункт отправки суперзвездолетов.Или даже галактолетов. А может быть, отсюда теперь руководили движением звезд.Прежние работники, которых запомнил Кирилл, выглядели перед нынешними какслесари-монтажники перед академиками. Воздух трещал, раздираемый мощнымисиловыми полями. Хищно блестел металл, пластик. Даже сотрудники выглядели не токомпьютерами, не то пришельцами из мира высоких энергий.

— Растем, — буркнул Ногтев неопределенным тоном.

Кирилла подвели к операционному столу. Несколько пар рукпомогли взобраться. Сверху пошел вниз потолок, в гигантском параболическомзеркале колыхалось, как в ртутном шаре, его исполинское бледное лицо. Качнулисьущелья морщин, на выбритом поле подбородка торчали в лунках пни срубленныхбритвой волос.

Он с облегчением закрыл глаза под маской наркоза, только быне видеть медленно подъезжающий широкий стол с набором хирургическихинструментов, где ярче всего блестели острые ножи.

Он сделал глубокий выдох, и сознание покинуло его почтисразу.

Тошнота, головокружение и холод в желудке, словно съел пятьпорций мороженого, сидя на карусели.

Не открывая глаз, он медленно пустил пальцы по груди,животу. Вздутые, как Змиевы валы, по груди шли бугры, круто сворачивали кбокам, оттуда снова возвращались на живот. Самый плотный рубец тянулся отправого бока к левому, будто Кирилл Журавлев, доктор наук, совершил харакири,но отечественная наука спасла недоумка. Оглушенная анестезией нервная системаприходила в себя с трудом, пугливыми толчками. Пальцы не сгибались. Суставыныли, словно его только что сняли с дыбы.

Когда второй раз пришел в себя, над ним колыхалось бледноелицо с блестящими глазами. Блеск резанул по глазам Кирилла, он снова опустилвеки.