— Кирилл Владимирович, — закончил Климаксовдоброжелательным тоном, — вы представляете, так сказать, в определенныхсферах... Здесь хоть на ушах, как говорит нынешняя молодежь, или хоть набровях...

— На бровях — это по другому поводу, — сердитосказал Кирилл.

— Да? — приятно удивился Климаксов, его красивыеброви поднялись. — Ну-ну, вам виднее. Я хочу попросить только, чтобы налюдях вы держали марку. Высокую марку нашей фирмы! Комильфо, дорогой. Комильфо!

Он удалился красивой спортивной походкой. Очень-оченьсовременный ученый, умеющий работать с компьютерами, общаться с дипломатами,давать интервью прессе.

С ним ушла черная тень, непривычно огромная и темная длятакого улыбающегося человека. Сверчки снова затирлинькали, сперва нерешительно,с оглядкой, и, не получив по башке, радостно заверещали, наверстываяминуты-годы жизни насекомых.

Заросли чертополоха двоились и троились а глазах Кирилла,накладывая на каждое изображение по два призрачных, сотканных из лунного света,хотя был жаркий день июля 2089 года. Сердце тукало часто-часто, уговариваяповерить, что друзья — Дмитрий и Саша — наконец-то вспомнили о нем. Приедетскорее всего Немировский. Он легче на подъем, проще, бесцеремоннее. Вернее,умеет быть проще и бесцеремоннее, облегчая жизнь себе и другим.

Лупа нависала над широким листом огромной каплей. С краю поднее стремительно врывалось очередное чудовище, быстро проносилось через пик,только в самом центре лупы обретая не растянутые вдоль и поперек размеры. Хотялупа едва ползла, прожилки листа бежали, как шпалы под скоростным поездом.Мелькнули и пропали за кадром два красных холма, похожих на колпакипротивоатомных убежищ. К ним уже неслись боевые шестиножники марсианских машин.Сейчас муравьи попрут божьих коровок от беззащитных тлей...

«Здесь хоть на ушах...» Климаксов признает только голоеэкспериментирование, которое именует точной наукой. Он начинал еще в эпоху,когда в НИИ лавиной хлынули компьютеры. Тогда в биологии, чтобы доказать, чтоони тоже ученые, а не шарлатаны-экстрасенсы, вынужденно пихали математику влюбую щель, а от нападок прикрывались дипломами программистов. Попробуйдоказать, что наблюдения — стадия еще более высокая! Наука начиналась снаблюдения, потом перешла к экспериментированию — весь первоклассный двадцатыйвек ушел на экспериментирование. Эксперимент вырывал некий ответ, на немстроилась наука, но всем ли силой вырванным ответам можно верить? Даже природаможет солгать, если ей приставить нож к горлу.

Тучи над ним сгущались, а Кирилл не чувствовал себя гордымдубом, чтобы подвижническим выстаивать под ударами молний, терпеть стадасвиней, которые пытаются содрать кору, рвут его корни в поисках желудей... Ивсе-таки половину лета он просидел на раскладном стульчике перед чертополохом,вместо того, чтобы как нормальный ученый выпрашивать больше часов работы скомпьютерами, чертить графики, писать заявки на оборудование, требоватьсредства, людей.

Правда, когда он вернулся из Малого Мира, никто уже непосмеивался над его чудоковатостью, победителей не судят, но с того времени ужепрошло два долгих года. Это два столетия в нашем быстро меняющемся мире. Почтитак, как в Малом.

Мощная лампа солнца висела уже над головой. От жары началплавиться небосвод, тяжелые капли солнечных фотонов больно били по голове,сползали по плечам, спине. В черепе мозгам вроде бы становилось тесно, какзабродившему тесту.

Стараясь заставить себя работать, Кирилл начал поголовнуюперепись. В прошлый раз он насчитал 897 постоянных жильцов, из них 650 тлей,остальные — трипсы, листоблошки, божьи коровки, клещи, сирфиды, пауки,моллюски... А сколько визитеров? Тех же муравьев? Такое не смоделируешь. Вискусственных муравейниках муравьи ведут себя совсем иначе...

Он еще спорил с оппонентами, подбирал убийственные доводы —Кирилл был из тех, у кого остроумие проявляется на лестнице... И вдруг — начертополох снова упала тень. Точнее, не упала, а обрушилась. Тень была такойгустоты и мощи, словно дотянулась с Луны. В ней, как в черной дыре, сразуумолкли кузнечики, погасли божьи коровки, исчезли бабочки.

— Здр-р-равствуй, Кирилл Владимирович! —прогремело с небес.

Кирилл вскочил, опрокинул стульчик. Перед ним высилсяНогтев. Вокруг него нарушалась гравитация, изгибалось пространство-время и, какот квазара, струилась странная мощь.

— Здравствуйте, — пролепетал Кирилл. Он запоздалопонял, что о приезде Фетисовой или Немировского не стали бы предупреждатьсамого директора института.

Ногтев раздвинул каменные губы, на миг вспыхнул протуберанецулыбки:

— Не ждали? А я просил задержать вас до конца дня.Рассеянный народ ученые!

— Нет-нет, — ответил Кирилл торопливо, — меняпредупреждали. Это я сам... Пойдемте ко мне?

Ногтев шагал рядом, искоса рассматривая Кирилла. Кирилл тожеукрадкой посматривал на шагающий монумент, стесняясь разглядывать слишкомпристально. Неловко разглядывать в упор горбунов, инвалидов, и хотя Ногтеввроде бы не горбун, не инвалид, но его переразвитая мускулатура, слабозамаскированная валиками жира, злорадно кричит, что ее хозяин когда-то большеработал бицепсами, чем извилинами, а это, по глубокому убеждению Кирилла, ибыло наибольшим уродством.

— Вы не изменились, — решил Ногтев наконец. —Сколько пробежало? Полтора года? А как вечность... Нет, два года. Помню, вытребовали немедленно повторной экспедиции к этим... черным лазиусам.

— Было такое, — ответил Кирилл неохотно. — Увас хорошая память даже на мелочи.

— Ну это не мелочи... Что удивительно, двух лучшихиспытателей перевербовали! Едва отбился от Фетисовой и Немировского. Необижайтесь, что отказали. У нас жесткая программа, свое бы успеть.

У корпуса, где у Кирилла была комнатка, Ногтев отмахнулся. Уподъезда стояла длинная легковая машина. Дорогая, блестящая, она выгляделавзбунтовавшимся компьютером: из распахнутой дверцы свисали безжизненночеловеческие ноги. Одна штанина задралась, по голой ноге ползла крупная муха.

— Подъем, Володя, — негромко велел Ногтев.

Водитель вскочил, одурело помотал растрепанной, словно еезапекали в духовке, головой. По красному лицу бежали мутные струйки пота. Сонноулыбаясь, он быстро обогнул машину, распахнул дверцу:

— Прошу вас, Аверьян Аверьянович!

Ногтев приглашающе повел ладонью:

— Кирилл Владимирович?.. Прокатимся, поговорим.

Сиденье дружески приняло Кирилла в объятия. Не машина, асплошной деловой комфорт без крупицы развратной роскоши. Бесшумно тронулась сместа, словно электромобиль, но скорость набирала как ракета. Дорожные столбыпочти сразу же слились в серую полосу.

— Вы были, — сказал вдруг Ногтев, —руководителем первого длительного выхода в Малый Мир.

— Я не был руководителем.