Был это, может, единственный человек, который полностью имел его доверие.

Кроме прочих достоинств, кардинал заключал, что это была ходячая библиотека. Ибо у него действительно была необычайная память и она редко его подводила.

К счастью, при свадебных и коронационных обрядах кардинал должен был выступать со всем двором и рядом с прибывающими князьями не хотел показать себя беднее, чем они; таким образом из канцелярии меня отобрали в покои. Силезские князья из Рацибора и Освенцима должны были прибыть на свадьбу, ожидали и прочих достойных панов.

Наконец эти две тысячи рыцарей, так красиво вооружённые и наряженные, что на них, как на цветочки, можно было смотреть и смотреть, выехали за королевой. Мы все вышли на них поглядеть, и было на что. Каждый надел самое лучшее и дорогое, дабы покрасоваться перед немцами в Цешине; поэтому лошади были как можно более красивые, доспехи эмалированные и позолоченные, шишаки с разноцветными перьями, которые спадали на плечи, сбруя на конях была особенная, а хвосты, щиты были инкрустированы каменьями, колчаны — обшиты серебром и золотом, сабли сверкали от богатых ножен. Король мог смотреть на них с гордостью, потому что мало кто из монархов поставил бы две тысячи такой молодёжи, холоп в холопа.

Ехал с ними за королевой, хоть королём был недоволен, воевода Краковский, Ян из Тенчина, потому что он и другие из его рода, которого он был главой, держались с кардиналом. Тот никогда от службы не отказывался, потому что, как и воевода, был первый к ней обязан и не хотел дать себя опередить другим. С ним были Станислав Остророг и Пётр из Шамотул, Познаньский воевода, люди, как их звали, королевские, так как те всегда были с паном, и Ян из Тамова с женой, дабы была женщина в спутницы молодой пани.

Я хорошо помню те дни, которые предшествовали прибытию Елизаветы, которая позже так долго и счастливо жила с нашим паном, и я должен тут написать, что в то время, как было в обычае во всём искать пророчества, во всём видеть знаки будущего, у нас на епископском дворе духовные лица, астрологи сообщали самые грустные для королевского супружества гороскопы.

Кардинал, который не любил Казимира, также предвидел то, что ему желал.

И то правда, что всё как-то складывалось шиворот-навыворот, усложнялось, не шло. Королева была уже на границе и должна была вскоре прибыть, а в двух передних комнатах замка ещё не были выложены полы, в других штукатурка не высохла.

Никто на это, наверное, так не гневался и не жаловался, как старая королева-мать, Сонька. Эта пани всегда была склонна к гневу и очень вспыльчива, а когда речь шла о достоинстве её детей и рода, готова была пожертвовать что имела. Король Казимир переносил промедление по-своему, молча и терпеливо, пани мать кричала, бегала и обвиняла виновных и невиновных, что специально делали наперекор ей и сыну.

Полученную в Цешине молодую королеву везли через Пшчин, Освенцим и Скавину, и она уже ехала, когда из Кракова должны были послать к пану воеводе, чтобы ещё на три дня её в дороге задержали, потому что в замке было не готово.

А тут, плохим предсказателям на потеху, случилось ненастье, слякоть, ветер, как бы специально, чтобы испортить дороги, наполнить грязью город и у торжественного въезда отобрать всю праздничность.

Кардинал это также приписывал Божьему гневу на короля, который вмешивался в дела Церкви и присваивал себе власть над епископами.

Случилось так, как прогнозировали, потому что, когда в четверг, в день Св. Дороты, приехала юная королева, дождь лил как из ведра; навстречу ей выехал молодой король на коне, упряжь которого была вся украшена дорогими каменьями, блестела золотом и разноцветными украшениями, оценёнными в сорок тысяч золотых, он и дружина в парче, в шелках, корлева-мать в позолоченной карете. Дождь не прекращался ни на минуту, когда молодая королева пересаживалась в карету королевы-матери и когда потом медленно с процессией, с музыкой, при звуке труб и котлов, ехала в замок.

Всё промокло, размякло, а карета, хоть запряжённая восемью конями, иногда должна была останавливаться, так глубоко погружались колёса.

Король и двор, которому очень жаль было дорогих одежд, все ехали гневные, злые и грустные, а эта свадьба при дожде почти до отчаяния доводила старую пани.

Мы с кардиналом допоздна ждали молодую королеву в костёле на Вавеле; ждали и ждали, потому что кортеж, который должен был там остановиться в полдень, притащился по грязи лишь в приличные сумерки.

Сразу на следующий день разошёлся у нас слух, что будущая королева Елизавета была очень некрасивой, что король, увидев её, проявил к ней сильную неприязнь, даже матери пришлось его умолять, чтобы ей этого не объявлял и врагам радости не доставлял.

Правдой это было или нет, не знаю, но позже от тех, кто видел первые дни брака молодых, я слышал, что, хотя король сначала проявил к ней холодность, Элжбета своей весёлостью, произношением, обхождением так быстро смогла его очаровать, что он привязался к ней сердцем и душой.

Я смотрел потом на долгую их совместную жизнь и не знаю, встречал ли когда-нибудь двух людей настолько созданных друг для друга. Король имел доброе сердце и немало ума, но королеве следует признать, что не только ему не уступала, но умением обращаться с ним, понравиться намного его превосходила.

Вскоре её узнали люди. Пани, несмотря на молодость, была довольно умна и много знала; была некрасива, но мила, проницательна с людьми, быстра, обходилась с каждым так, что всех привлекала на свою сторону. Серьёзная, внимательная к себе, никогда с нахмуренным лицом ни королю, ни двору не показывалась. Лицо имела всегда ясное, мысль свободную, улыбку на устах, а чем мрачней выглядел обеспокоенный король, тем более весёлой она старалась быть, дабы прогнать с лица короля эти тучи.

Как я сказал, что этот брак поначалу не был удачным и был трудным, так вплоть до конца этих обрядов, пиров и торжеств постоянно что-то его мутило.

Когда дошло до коронации, а архиепископ с кардиналом, ни тот, ни другой уступать не хотели, решили, чтобы их обвенчал Капистран, а хотя бы и корону надел. Но это не могло быть. При бракосочетании не знающий языка монах должен был вызвать на помощь кардинала. Богослужения растянулись и коронация прошла только ночью.

Не говорю уже о тысяче более мелких невзгод и хлопот, которые встречали короля на каждом шагу.