– Вижу, ты не можешь и двух часов прожить без свиданий со мной? – потянувшись к концу стола, Ворикайн положил тонко очинённое перо рядом с чернильницей. – Даже встреча с инкубом не смогла полностью погасить твой пыл? Что ж? Я польщён.

Он попытался подняться, но, по велению Марихат выползшие из земли корни оплели его тело, крепко привязав к креслу. На мгновение лицо Ворикайна исказилось яростью, но гримаса тут же сошла с лица. Оно вновь сделалось приветливым и высокомерным. Да, странное сочетание, но в его случае возможное даже привычное.

– И что дальше? – выжидающе взглянул он на Марихат.

– Дальше, любовь моя, как в любом пафосно-слащавом любовном романе будет прощальная речь. И неизбежный финал.

– В предыдущую нашу встречу у меня создалось впечатление, будто ты видеть меня больше не хочешь?

– Это правда, но уйти молча, не попрощавшись… Да и что значат несколько минут промедления по сравнению с вечностью, Ворикайн?

Марихат ниже склонилась к натянутому, как струна, любовнику. Так, что её светлые волосы скользнули по его плечу, а щека почти прижалась к его щеке.

– С вечностью, которая есть у меня, – зашептала она, – и которой у тебя не будет. Знаешь, что в длинной, бесконечной Вечности самое важное, мой дорогой? Что позволяет не потеряться, не раствориться в ней? Мой змей-отец часто любил это повторять, и теперь я склонна с ним согласиться: нет ничего важнее, чем верность.

Ворикайн поднял голову и с вызовом заглянул в глаза ведьме.

– Чего ты от меня хочешь, Марихат?

– О! Было время, когда я хотела от тебя очень многого. Но те времена в прошлом. Сейчас меня вполне удовлетворит… твоя смерть.

– К чему же тогда тратить так много слов?

– В твоих интересах, чтобы их было побольше. Ведь пока я говорю – ты дышишь.

– Чтобы ты не думала обо мне, признай, трусом я никогда не был?

– Да. Это правда. Хотя иногда я склоняюсь к тому, что дело не столько в самообладании, сколько в самоуверенности. Ты привык полагаться на удачу. Но в этот раз она тебе не поможет. Не стану кривить душой, мне больно отнимать твою жизнь. Всё ещё больно, несмотря ни на что. Но я сделаю это. Только так я смогу вырвать эту занозу из своего сердца.

– Занозу?..

– Мою к тебе привязанность, – пояснила Марихат. – Мою слабость. То, что раз за разом обессиливало меня и давало силы тебе. При других обстоятельствах это могло бы стать любовью, но ты предпочёл сделаться моим врагом. Я смогла бы смириться с тем, что ты так и остался равнодушным ко мне, если бы ты вновь не встал на моём пути. Но на этот раз твоё самомнение сыграло с тобой плохую шутку, Ворикайн. Но есть и хорошая сторона вопроса. В память о моей любви к тебе, о нашей дочери, я убью тебя быстро. Ты не будешь мучиться.

– Это очень утешает, – с сарказмом процедил мужчина через зубы, тряхнув головой, отчего светлые пряди волос упали ему на лицо.

– Я знаю, ты гордый человек. И тебе хотелось бы уйти, не потеряв достоинства.

Ворикайн сжал челюсть. Их взгляды скрестились и, заглянув в глаза женщине-змее он, видимо, прочёл в её взгляде неотвратимость смертного приговора.

– Нереин никогда не простит тебе моей смерти! – процедил он.

– Я найду способ убедить её в том, что я к ней не причастна.

– Ты опустишься до лжи?

– Почему это тебя удивляет? Да, опущусь. А ещё я подарю ей вечную молодость, власть и магию. Я вырву её из мира людей, где ты мечтал заточить её. Мы будем счастливы в новом мире – мире без тебя. И я не остановлюсь на этом, моя любовь. Я уничтожу всё, к чему ты стремился. Сорву корону с голову твоего названного брата и верну её законной владелице. Я стану контролировать каждый шаг Разии, а через неё – и ваш маленький, скудный людской мирок, лживый и порочный. Так будет. И ты уже ничем не сможешь мне помешать. Потому что будешь окончательно, бесповоротно мёртв.

– Это для меня честь – пасть от руки достойного противника.

Ворикайн вскинул голову, обнажая всё ещё гибкую шею, хоть кожа на неё и успела загрубеть от прожитых лет. Стать не такой нежной, как Марихат помнила.

– Или, правильнее будет сказать – от его клыков?

Если бы он повёл себя иначе? Выказал страх, раскаяние, любое другое чувство? Хоть какое-нибудь… но он оставался холоден, как лёд. Расчётливый, бесчувственный, сукин сын!

Чувствуя разрывающую боль в сердце, будто бросаясь вперёд с обрыва, уничтожая часть себя, – самую лучшую часть, – Марихат выпустила клыки и вонзила их в его шею, впрыскивая в его кровь яд. Яд, против которого нет противоядия ни у одного создания, за исключением, разве, что Богов? Только никто не помнит их вмешательство в дела смертных, равно, как и бессмертных, вот уже добрую тысячу лет.

Пути назад не было.

Ворикайн захрипел, забился в руках Марихат.

Когда она подняла голову, по лицу её струились слёзы, а в змеиных зрачках-лезвиях отражалось пламя.

– Я хотела подарить тебе вечную жизнь. Я любила тебя, лорд Молний! Как случилось, что моим ласкам ты предпочёл всё это?! Как… зачем мы оба дошли до этого?..

Яд заставлял лорда Молний биться и хрипеть. Созерцать агонию в какой-то момент стало невыносимо. Марихат отвернулась.

Она уже жалела о том, что сделала, но пути назад не было.

Змея укусила свой хвост. Цикл завершился.

Хрип стих.

Марихат почувствовала слабое прикосновение к своей руке и повернув голову встретилась глазами с Ворикайном.

– Я…тоже…любил тебя…как умел…

Взгляд остановился и вмиг остекленел, будто кто-то изнутри задёрнул ночные шторы.

Несколько секунд она не веря смотрела на тело того, кого сама же и убила.

Это казалось дурным сном. Сейчас, когда качающийся маятник чувств, столько лет раскачивающийся между ненавистью и любовью, желанием обнять и желанием причинить боль, остановился, мир словно рассыпался.

Где-то на границе сознания она почувствовала, как артефакт, отданный ею Фабиану, падает в море.

Значит, дочь в безопасности.

Раскинув руки, Марихат закричала, давая выход собственной боли, превращая её в энергию.

Поднявшееся море двинулась на берег, смывая со своего пути всё – живых и неживых, палатки, животных, деревья. Сдвигая с места даже камень.

***

Последнее, что помнила Марихат, это красные, горящие яростью глаза инкуба.

Марихат пришла в себя от сильной тряски. И первое, что она ощутила – тяжесть металла на руках, будь он проклят тридцать и три раза!

Её заковали? Опять!? Да что б тебя!..

Но как такое могло случиться?