– А может, «клубничкой» интересуетесь? – подмигнул мнеторговец и нырнул под прилавок. – Во, «Развратные монашки». Да вы нестесняйтесь, сам почитываю, забавно очень и бодрит, даже картинки есть, и нетак уж дорого, за стольничек уступлю.

Я машинально взяла в руки порнографическую книжонку.

– Похоже, тут, на площади, вы один москвич.

– Эх, – отмахнулся торговец, – в столице теперь днем с огнемнастоящих москвичей не сыскать. Чечня одна, черные город захватывают, скоро насв резервацию поселят. Куда ни глянь, всюду они: в такси, на рынке, на стройке.Думаете, кто на этой площади хозяин? Вон он, Ахмет, морда протокольная, тьфу.

– А я, пока сигареты искала, все на украинок и молдаванокнаталкивалась.

– И этого добра навалом. Я-то на улице Кирова родился,нынешней Мясницкой, в доме, где магазин «Чай-кофе».

– Надо же, а я в соседнем доме через дорогу, если помните,там на первом этаже «Рыба».

– Еще бы, – обрадовался торговец, – частенько туда ходил, замойвой – коту на ужин, очереди вечно стояли, мрак. Нас потом в Чертановоотселили.

– А нас в Медведково, – ответила я, чувствуя себя почтиродственницей мужика, – школа у меня была в Большом Козловском, ее потомзакрыли.

– Вот это номер! – хлопнул себя по бокам дядька. – И я тудабегал, французский язык учил, ох и доставалось мне от Наталии Львовны!

– Красновой? – подскочила я. – Она у меня класснойруководительницей была, такая здоровская тетка! Торт делала из зефира сосгущенкой, ездила с нами в Ленинград и постоянно вокруг нас хлопотала. А ещеВалентина Сергеевна, учительница математики.

– Таисия… как ее, биологичка.

– Максимовна, – выпалила я, – помнишь, как она по коридорамлетала и каблуки у туфель ломала?

– А еще Иосиф Моисеевич Цейтлин, у него роман с ученицейслучился.

– Да уж, – ухмыльнулась я, – такая красавица, Лариса, волосыроскошные, фигура, глаза! Закачаться! В нее все мальчишки влюблены были, а онаИосифа Моисеевича окрутила. Я ей так завидовала! Роман с учителем!

Внезапно торговец спросил:

– Звать-то тебя как?

– Даша Васильева, я в «Б» училась.

– С ума сбеситься, – заорал книжник, – Дашка! Погоди, а нашиговорили, ты во Франции давно живешь, вышла замуж за старого миллиардера,возишь его в инвалидной коляске! Не узнал тебя совсем!

– Это кто же про моего параличного супруга наврал? –возмутилась я.

– А Зойка Колесникова!

– Она и в детстве лгуньей была! Нет у меня мужа-миллиардера.Тебя-то как зовут?

Мужчина прищурился:

– Никита Скоков.

Я чуть не рухнула под его лоток.

– Никитуки!

– Ага!

– Обалдеть! Ты же был рыжий и толстый.

– А теперь лысый и тощий, – вздохнул Никита. – Вот таквстреча! Слышь, вон там пельменная, пошли хряпнем за встречу.

– Я за рулем.

– Давай-давай, – начал подталкивать меня Никитка в сторонузабегаловки, – пельменчиков пожрем, первое дело по холоду, я угощаю. Эй, Галка,пригляди за лотком, поесть сбегаю.

Бывало ли у вас когда-нибудь ощущение, что время, побежаввспять, вернуло вас в юность или детство?

Шагнув в пельменную, я оказалась в середине семидесятых.Пластмассовые столики, чуть липкие, с маленькой вазочкой, из которой торчатаккуратно порезанные треугольничками салфетки. Стойка, за которой ходит бабища,подвязанная некогда белым фартуком, меню, основное место в котором занималипельмени всех видов, железные полозья, по которым следовало двигатьпластиковый, чуть погнутый поднос с тарелками, алюминиевые вилки и ложки,полное отсутствие ножей, порубанный огромными ломтями белый и черный хлеб,сваленный в таз у кассы. И как апофеоз, чай и кофе. Причем не из пакетиков, какповсюду, а… из огромных чайников с отбитой эмалью, с деревянными ручками. Дажеи не предполагала, что где-то еще сохранились подобные раритеты. Вкус унапитков был соответствующий: чай пах веником, а в кофе не имелось ни малейшегонамека на благородные зерна, одни жженые желуди с ячменем и море сладкойсгущенки. В это кафе следовало водить на экскурсии людей, ностальгирующих попрежним временам. Знаменитому ресторану «Петрович» далеко до этого учреждения.Там специально сделанный стеб, а тут сама жизнь.

Мы с Никиткой сначала подкрепились пельменями. Я осилилалишь две штуки: толстое, словно картонное тесто, вместо начинки нечто,напоминающее вареные веревки.

– Чем занимаешься? – осведомился Никита после того, как мыобсудили общих знакомых.

Я помолчала немного и сказала:

– Владею детективным агентством.

– Охренеть!

– Сейчас разматываю хитрое дело.

– Убиться можно!

– Требуется твоя помощь.

– Моя?!

– Да.

– Но… я каким боком… не пойму пока.

– Слушай, – велела я, отодвигая от себя тарелку сосклеившимися, остывшими пельменями, – без тебя мне никак дальше непродвинуться.

Спустя полчаса, когда фонтан сведений, извергающихся изменя, иссяк, Никита вытащил сигареты.

– Помню я эту тетку.

– Да ну?

– Ага, парень, который ее в машину сажал, книгу у меняукрал.

– Как?

– Дело так обстояло.

Я обратилась в слух.

Никита выходит на точку рано утром, чтобы не пропуститьпервых покупателей, тех, кто едет на работу. Потом у него затишье, а послечетырех вновь начинается торговля. Семнадцатого июля Никита получил на складеновое издание, карманный справочник стрелкового оружия. Оригинальный покет, скрасивой обложкой и множеством рисунков. Несмотря на карманный вариант, стоилсправочник о-го-го сколько, двести рублей, и Никита взял только один экземпляр.И очень порадовался своей предусмотрительности. Никто даже не смотрел в сторонукрасочного издания. Заинтересовался всего один человек, здоровенный парень слицом, похожим на переднюю часть машины «Газель». Он схватил книжку огромнымилапами и начал перелистывать, слюня пальцы.