— У него великолепная репутация. Я навела о немсправки. И я была еще у одного врача, — ответила Алекс. Об этом она ещемужу не говорила. — И она полностью согласилась с его словами, Сэм, Всепредельно ясно и очень неприятно.

— Я на твоем месте не давал бы ему такой свободыдействий. Почему бы не провести обе процедуры — если вторая понадобится —отдельно?

Но Алекс с ним не согласилась. Она советовалась с ДжономАндерсоном, и он сказал, что она поступает правильно и что Питеру Герману можнодовериться целиком и полностью.

Такси остановилось у ворот больницы. Сэм расплатился изабрал небольшую дорожную сумку Алекс. Она взяла с собой очень немного наслучай, если Сэм окажется прав и ей не нужно будет оставаться здесь надолго.Если понадобится, он привезет ей остальное. Укладывая вещи, она вспомнила, каксобиралась в роддом перед появлением Аннабел. Какое это было счастливое время!Алекс казалось, что это было так давно, хотя прошло всего около четырех лет.

В приемном покое они пробыли совсем недолго — Алекс уже былазарегистрирована накануне, потому что сдавала кровь и делала рентген груди. Ейдали карту и назвали номер палаты на шестом этаже. Кроме того, медсестравручила ей пластиковый пакетик с зубной щеткой, кружкой, мылом и зубной пастой.Взяв его в руки, Алекс совсем расстроилась и почувствовала себя узницей втюрьме.

Они медленно поднялись по лестнице до лифта, минуябольничную суету. Сэму было явно неуютно, он побледнел, а Алекс просто охватилужас, когда они, выйдя из лифта, увидели двух пациентов, мирно спящих подкапельницей. Дежурная сестра показала ей нужное направление, и они в концеконцов вошли в небольшую унылую комнату с бледно-голубыми стенами. На одной изних висел плакат, а больничная койка, казалось, занимала все пространство. Вкомнате не было абсолютно ничего привлекательного. По крайней мере она былаодна, и ей не надо было ни с кем говорить, кроме Сэма, болтавшего какую-точепуху про вид из окна, чрезмерную дороговизну больничного обслуживания иотсутствие системы социальной медицины в Канаде или Великобритании. Алексхотелось накричать на него, но она знала, что он предпринимает искренниеусилия, чтобы принять происходящее, хотя и не может помочь. Он слишкомнервничал сам, чтобы даже попытаться сделать это.

В палату быстрым шагом вошла медсестра, чтобы удостоверитьсяв том, что Алекс ничего не ела и не пила с полуночи, привезла капельницу,положила на кровать рубашку и сказала, что вернется через минуту. Все этозаставило Алекс заплакать от беспомощности. Это было ужасно. Сэм крепко обнялее, изо всех сил пытаясь дать ей понять, насколько ему ее жалко.

— Все скоро кончится. Попытайся забыть. Подумай обАннабел, о том, как мы летом поедем на море… о Хэллоуине… и ты не успеешьоглянуться, как все кончится.

Алекс грустно рассмеялась его словам, но даже мысли обАннабел и Хэллоуине было недостаточно, чтобы избавить ее от этого кошмара.

— Мне так страшно, — прошептала она.

— Я знаю… но у тебя все будет хорошо, я тебе обещаю. Ноон не мог ничего обещать, и никто не мог. Все было в руках Бога. И никто незнал, какую судьбу Он ей уготовил.

Сейчас она была смертельно напугана и смертельно бледна.

— Как дико… Мы оба — влиятельные люди в том, чтокасается нашей работы. Мы сильные, мы занимаемся своим делом, мы общаемся сомножеством людей, принимаем кучу решений, связанных с деньгами, судьбами людейи целых корпораций… А потом тебя бьет по голове что-нибудь подобное, и тыстановишься бессильным и вынужден зависеть от людей, которых никогда раньше невидел, от судьбы, от собственного тела.

Алекс казалось, что она превратилась в ребенка, совершеннобеспомощного перед навалившимся на него кошмаром.

В дверях снова появилась медсестра и попросила еепереодеться в рубашку. Скоро ей должны были поставить капельницу. Все это былосказано быстро, без всякой симпатии и интереса.

— Наверное, врач придет с каким-нибудь приятнымсюрпризом, — неудачно пошутил Сэм. — Например, с завтраком из четырехблюд.

— Никаких приятных сюрпризов не будет, — ответилаАлекс, вытирая глаза. Если бы она могла плюнуть на эту проклятую тень намаммограмме и сбежать отсюда… Но она знала, что не может этого сделать. Можетбыть, Сэм и прав. Может быть, врачи просто страхуют себя. Дай Бог, если так.

Когда Алекс переоделась, медсестра опять вернулась в комнатуи велела ей лечь. Пока в капельнице был только солевой раствор, чтобы избежатьобезвоживания организма.

— А потом через этот же катетер мы сможем ввести вамлюбой другой препарат, если понадобится. Сегодня вам предстоит общаяанестезия, — сказала сестра, как стюардесса, объявляющая, что самолетсовершает рейс до Сент-Луиса.

— Я знаю, — ответила Алекс самым твердым голосом,на который была способна, пытаясь сделать вид, что она контролирует себя иситуацию, что она активно участвует в процессе, что она сама приняла решение.Но сестру все эти тонкости не интересовали. Ей было все равно, кто что решил ипочему. Это была фабрика тел, мастерская по ремонту вышедших из строяорганизмов, и она должна была заботиться о том, чтобы ремонт прошел как можнобыстрее, чтобы поскорее освободилось место для следующих пациентов.

От укола жгло руку, но сестра сказала, что через несколькоминут это пройдет. Измерив Алекс давление и послушав сердце, она сделалакакие-то записи в карте и повернула выключатель, отчего в коридоре над дверьюпалаты зажглась лампочка.

— Теперь врач узнает, что вы готовы. Я позвоню наверх.

Через несколько минут вас отвезут в операционную.

Было уже половина девятого, а биопсия была назначена надевять. В больницу же Алекс приехала в семь тридцать.

— Мне позвонить куда-нибудь, пока я тебя здесьжду? — спросил Сэм, подавленно глядя на свою распростертую под капельницейжену. Медсестра снова вошла в комнату с планшетом.

— Нет, спасибо. По-моему, я обо всемпозаботилась, — ответила Алекс, глядя на бумагу, которую ей протягиваласестра. Всю предыдущую неделю Алекс готовилась к предстоящему отсутствию, исейчас все ее дела были в безупречном состоянии. Что же до бумаги — это былосогласие, которое она уже обсудила с доктором Германом. Алекс прочитала толькопервые несколько строк, гласившие, что может быть сделано все, вплоть дорадикальной мастэктомии, хотя врач объяснял ей ранее, что в подобных случаях,как правило, делается только умеренная мастэктомия. Это означало, что в самомхудшем случае Алекс отнимут грудь и удалят ткани из верхней части руки, малыегрудные, а не большие мышцы. Удаление больших грудных мышц делало пластическуюоперацию по восстановлению внешнего вида груди невозможной. Если же удалялисьтолько малые пекторальные мышцы, то впоследствии можно было имплантироватьпротез. Алекс не смогла читать дальше. Подписав бумагу и отдав планшетмедсестре, она подняла на Сэма полные слез глаза, пытаясь не думать о том, чтоможет с ней произойти.