Вспомнив эту историю, я решила, что со мной у него примерното же: он считает, что вроде бы обманул мои надежды, раз не любил, но занялместо любимого.

Мне-то на это было наплевать, а вот его сильно мучило, и онкак мог старался скрасить мою жизнь игрой в шахматы и прогулками.

Могла быть и еще одна причина, совсем уж простая:

Тагаев страдал от одиночества и скрашивал свою жизнь, а немою, но поверить в такое я не могла, во-первых, потому что человек он занятой искучать у него времени нет, во-вторых, огромное количество женщин жаждалиразделить с ним не только его доходы, но также и некоторые жизненные трудности,а уж о том, чтобы просто развлечь парня, тут и речи нет.

Заметив мою машину, Тимур помахал мне рукой и пошелнавстречу. Я вдруг подумала, что он изменился.

Вот так сразу и не скажешь в чем, но точно изменился, хотякое-какие внешние признаки тоже имели место.

Прежде всего исчезли золотые побрякушки, к которым оннекогда питал слабость. Надо сказать, исчезали они поэтапно, и я поначалу необратила на это внимания.

В настоящее время он носил лишь часы, конечно, дорогие, носкромные, и перстень, который я сама же и присоветовала ему купить взаменантикварного страшилища, который украшал его мизинец. Не только перстень былкуплен с моей подачи, но и кое-какие предметы гардероба: сначала костюм, потомгалстуки, которые Тагаев терпеть не мог и за редким исключением не носил. То,что он обращался ко мне за помощью в выборе этих вещей, меня не удивило: друзьядолжны помогать друг другу, но и здесь я видела его желание продемонстрироватьмне свои симпатии, доверие моему вкусу и так далее, что по сути тоже являлосьнекоей формой извинения.

Он старался изо всех сил, но я в его искренность не верила.Просто он очень хотел быть порядочным парнем, как это он себе представлял, меняже его стремления интересовали мало, а своих я не имела.

Когда в один прекрасный день Тагаев выразил желаниеотправиться со мной в театр, я решила, что его стремления зашли слишком далеко,и прямо сказала ему об этом.

– Раз ты не сделал мне ничего плохого, может, не стоиттак истязать себя? – ядовито поинтересовалась я.

Он взглянул на меня как-то странно, пожал плечами иуклончиво ответил:

– Мне нравится, что ты рядом. И мне нравится театр,хотя ты в это никогда не поверишь.

Возражать я не стала, но решила наказать человека, чтобвпредь не завирался, а в результате наказала себя: к шахматам и прогулкамприбавились еще и культпоходы. Я никогда не была особым фанатом театра, побольшей части на спектаклях я зевала и, если бы не хорошее воспитание, точнееего остатки, сбежала бы после первого акта. Словом, мы с Тагаевым были страннойпарой. "

Об этом я думала, поспешая ему навстречу. Тагаев подошел,сказал: «Привет» – и поцеловал меня в щеку.

– Отлично выглядишь, – порадовал он.

– Спасибо, – растянула я губы в улыбке и какобычно в его присутствии начала чувствовать себя тяжело больной, которой противопоказанывсяческие волнения, да и жить по большому счету противопоказано. За одно этохотелось придушить его, не сходя с места.

– У тебя новый костюм, – продолжил радовать меняТимур. Никто этого и не заметил, а вот он сразу отличил новый отстарого. – Тебе идет. – Взял меня за руку и повел к стекляннымдверям, предусмотрительно распахнутых настежь китайцем, что выполнял здесь рольшвейцара. – Я заказал семгу, – сообщил Тагаев. – Ты ведь любишьрыбу. Но если ты...

– Я обожаю семгу, – заверила его я. Мы вошли взал, практически пустой, и устроились за столом возле черно-красной ширмы.Неслышно подошла официантка и так же неслышно удалилась. Мы выпили и приступилик ужину.

Тагаев разглядывал меня, но стоило мне поднять глаза, как онтут же торопливо отводил взгляд. Надеюсь, он получает удовольствие от этойдурацкой игры.

Мы не спеша ели и так же неспешно болтали о всяких пустяках,сразу даже и не поймешь о чем. Неожиданно он полез в карман пиджака и извлекоттуда бархатный футляр, улыбаясь, протянул его мне. Улыбка, против его воли, унего всегда выходила насмешливой.

– Это что? – удивилась я.

– Посмотри.

В футляре оказался мундштук.

– Я же бросила курить, – нахмурилась я, потому чтосчитала это большим достижением и даже гордилась собой.

– Точно. И теперь без конца грызешь зубочистки, лучшегрызи мундштук.

– Спасибо за заботу, – буркнула я, с недовольствомкосясь на зубочистку в своих руках. Кстати, курить мы бросили одновременно, тоесть я высказала идею, а Тимур ее поддержал, но, в отличие от меня, он зубочистокне грыз. По-моему, парень просто упивается своим превосходством. – Если яэтим действовала тебе на нервы, мог бы так и сказать, а не выбрасывать деньгина ветер.

– Ты не действуешь мне на нервы, – спокойновозразил он. – Можешь хоть ногти грызть, я и это переживу. А мундштук мнепонравился. По-моему, красивый.

Авторская работа, какой-то армянин, там написано.

Мне сказали, они сейчас в моде.

– Мундштуки или армяне?

– Армяне, – пожал он плечами. – То естьхудожники. Или как там зовутся парни, что делают такие штуки? Извини, мне нехватает образования, чтобы выразиться правильно.

Я разве что не плакала от умиления. Золотой парень, а я,неблагодарная, подарок не оценила. Мысленно чертыхнувшись, я сунула мундштук врот.

– Ужасно неудобно, но попробую привыкнуть.

Он откинулся на спинку стула, разглядывая меня, и вновь вего улыбке была насмешка, хотя спросил он серьезно:

– Ты надумала вернуться?

– Ну и вопрос, – удивилась я. – Что значитвернуться? Куда?

Тимур пожал плечами:

– Возможно, тебе надоело безделье.

– Возможно.

– Вот я и подумал...

– Я не стремлюсь вернуться на свою прежнюю работу.

– Почему?

Я засмеялась и покачала головой:

– Как будто ты не знаешь.

– Но ты ведь помирилась с Дедом, – возразил он.

– По большому счету мы и не ругались.