– Уходи, – процедил он, сдергивая сопротивляющегося внука с постели. – Уходи, Амори.

Тот непонимающе нахмурился спросонья, личико исказилось плаксивой гримасой:

– Дедушка?

Король легонько подтолкнул его к выходу, добавив в сердцах негромко, но решительно:

– И не приходи больше. Никогда.

Глаза мальчугана враз сделались огромными, больными, и из них брызнули… нет, не слезы, а искры первозданного первобытного волшебства.

Король не успел среагировать. А, может, и успел, но это оказалось бесполезно… В груди у него онемело, разлилась болезненная тяжесть, и сделать ещё один вдох оказалось уже не по силам…

Очаровательный малыш протопал обратно к кровати и быстро залез на неё, прижимаясь тёплым боком к девушке.

– Тётя моя, – прошептал он и смачно чмокнул её в щёку. – Я не уйду, – вздохнул умиротворенно и прошептал, смыкая глазки: – Спокойной ночи… тётя… дедушка.

Ни тётя, ни дедушка не ответили.

Красавица продолжала безмятежно улыбаться, паря в мирах, далёких от этого, а старый король, хрипя, лежал у подножия ступеней, не спуская угасающего взгляда с внука и девушки на кровати.

В нём больше не было обиды, не было даже недоумения и злости на мальчика… Последней мыслью было, что тот и в самом деле намного превосходит его магически, что он гениальный волшебник, и что нужно было уделять ему больше внимания, а из всех чувств осталось лишь… сожаление. И вот это сожаление и жгло его сильнее, чем огонь агранта и боль в сердце. Сожаление, что не он сейчас лежит рядом с красавицей на этом парадном, нелепом и одновременно печальном ложе, доверчиво прижимаясь головой к её плечу, жадно обнимая хрупкие плечи, ощущая щекой касание пышных волос…

Вслед за острым, убивающим сожалением пришла на излёте последней искры жизни наивная, но вдохновляющая надежда, что там, в иных мирах, он встретит её заплутавшую душу, и она наконец услышит его. И, может, даже простит.

***

– Марилена! – Амори вырвал меня из видения. Он осторожно сжал пальцы на моих плечах. – Ты в порядке?

– Относительном, – ответила я.

Немудрено, после подобных откровений. Догадывается ли он, что убил спонтанным выбросом магии собственного деда? Знает это наверняка? Или детская память милосердно стёрла это воспоминание, ведь ему было всего три года…

– Ты что-то видела? – догадался Амори.

– Тебя, – не стала лгать. – Ты был здесь ребёнком?

– Два раза, – кивнул король, даже не задумавшись. – Первый раз семья принесла меня к тебе сразу после рождения, был торжественный ритуал представления и благодарности. Этого я, разумеется, не помню. А второй раз… – Краткая, едва уловимая пауза. – Мой дед, Амори Первый, взял меня с собой.

Он замолчал, и я поторопила его:

– И что случилось в этот второй раз?

– Дед умер. – Амори поднял на меня прозрачно-голубые ясные глаза. – Он запрещал страже беспокоить его во время визитов в стазис-камеру, и об этом узнали только утром, когда отец встревожился и пошёл меня искать.

– Ты провёл в подземелье всю ночь? – придушенно спросила я, едва сумев удержать продолжение: «С двумя трупами?!»

– Да, – пожал широкими плечами король. – Отец нашёл меня сладко посапывающим на твоей груди, а деда – лежащим у ступеней. – Амори вздохнул: – У него отказало сердце.

И он медленно и задумчиво взял мою руку.

– Я не помню подробностей, был слишком мал, – помолчал и продолжил: – Не помнил.

Сказал это со значением, вновь устремляя на меня взгляд: открытый, прямой, испытующий. Что ж, будучи полноценным магом, он может спускаться по лестнице воспоминаний и открывать любую информацию, вплоть до момента рождения. Вероятно, он пробовал что-то такое. И увидел. Полагаю, у него хватило силы духа отличить подлинные воспоминания от детских кошмаров. А вот как он к ним отнёсся…

Он смотрел на меня, ожидая реакции. Понимая, должно быть, что я узнала то, без чего вполне бы обошлась. Его тайну. О которой, возможно, догадывается его отец, но наверняка известно только ему самому. Ну теперь ещё и мне.

Он ждал. Под обманчивым спокойствием разливалось напряжение, в глубине глаз горел лихорадочный блеск. Ждал моих слов, упрёка, ужаса, обвинений, вопросов…

Я молчала, захваченная цунами противоречивых чувств. Ему было только три года… Его дар вырвался на свободу и впервые проявил себя вот так… Кошмарно, не спорю, но… в конце концов, ребёнок просто хотел спать!

Я сглотнула, обретая контроль над эмоциями. Амори Первый, старый ты дурак, как тебе вообще в голову пришло вытащить малыша из кровати и приволочь ночью в камеру к полутрупу?!

– После этого отец запретил мне ходить к тебе, – сказал король, продолжая пристально наблюдать за мной, но уже не так лихорадочно.

И правильно сделал!

– Несколько раз я убегал и пытался проникнуть в камеру, но меня ловили и возвращали. – Амори поморщился с досадой и вдруг шёпотом поделился: – Стоило больших усилий удержаться и не убить всех, кто мешал.

Ну, это дополнение, вероятно, на тот случай, если до меня всё-таки не дошло, что передо мной убийца собственного деда.

– Когда в шесть лет я в сердцах пожелал надоедливому учителю, чтобы он замолчал, и он онемел навсегда, а в восемь сказал страже провалиться сквозь землю, и они рухнули в разверзшуюся яму, переломав кости, до меня дошло, что именно я делаю… И я решил подождать. Того дня, когда сменю отца на троне, и уже никто не посмеет ни в чем ограничивать меня. И я стал прилежно учиться, в основном, по книгам, методом проб и ошибок, потому что нормально обучать меня было некому. Кое-какие азы преподали, но что касается боевой магии и дальше…

Тут я покачала головой сочувствующе: дед умер, не успев передать ему свои знания, а других сильных и опытных магов почти не осталось. Да и те, надо полагать, опасались навязываться в наставники неуправляемому вундеркинду.

– Но вот настал долгожданный день – отец объявил об отказе от трона, и я в тот же день спустился к тебе. Ты была бледна… одиночество тяготило тебя. Ведь только слуги приходили к тебе да вереница просителей появлялась за стеклом… В тот первый раз я полночи простоял на коленях на голом полу, но потом придумал использовать специальные подушки, ведь так я мог дольше оставаться с тобой… Я, захлебываясь, рассказывал, как жил всё это время, а больше того – как мы теперь будем жить. Ты внимательно слушала, ты всегда меня внимательно слушала, ты понимала меня и поддерживала во всём. Вот и в тот раз, красавица, – прервался его голос от волнения. Он словно переживал заново это всё. – Ты пожала мне руку. Ты сжала мои пальцы, Марилена! Все утверждали, что заклятие блокирует тебя полностью, и ты ничего не понимаешь и не чувствуешь, но я всегда верил в обратное. А тогда узнал это точно. Ведь ты… пожала мне пальцы.