Он все быстрее и быстрее потирал руки. Они шуршали, какнаждачная бумага, и если бы между ладонями у него была сухая палочка, то, ядумаю, она бы загорелась.

— Миссис Сент-Джордж, не могли бы вы немного сбавить тон…

— Я позабочусь о своем тоне, — еще громче ответила я. — А вотвы позаботьтесь о том, как этот ваш дрянной банк ведет дела, приятель! Как мнекажется, вам нужно позаботиться о многом.

Он взял со своего стола листок бумаги и взглянул на него.

— Согласно этому, ваш муж утверждает, что книжки потеряны, —наконец-то выдавил он из себя. — Он попросил выдать новые. Это достаточнообычно…

— Обычно! — завопила я. — Вы даже не позвонили мне! Никто избанка не позвонил мне! Эти книжки принадлежат нам обоим — именно так объяснилимне, когда я открывала счета на Селену и Джо-младшего в 1951 году, и то жесамое сказали мне в 1954-м, когда я открывала счет на Питера. Вы хотите сказатьмне, что с тех пор правила изменились?

— Миссис Сент-Джордж… — начал он. Но с таким же успехом онмог попробовать насвистывать ртом, набитым печеньем; я хотела высказаться доконца.

— Он рассказал вам сказочку, и вы поверили; он попросилновые книжки, и вы выдали их. Как вы думаете, кто вносил эти деньги в банк?Если вы думаете, что это был Джо Сент-Джордж, то, значит, вы еще глупее, чемкажетесь!

К тому времени все в банке прекратили даже притворяться,будто занимаются своим делом. Все застыли на своих местах и смотрели на нас.Судя по выражению их лиц, большинство из них считало это грандиозным шоу, но ясомневаюсь, что это было бы столь же занимательно, если бы эти деньги наобучение в колледже для их детей улетели вот так у них из-под носа. Мистер Писпокраснел до ушей.

— Пожалуйста, миссис Сент-Джордж, — наконец произнес он. Ктому времени он выглядел так, будто вот-вот расплачется. — Уверяю вас, что все,сделанное нами, было вполне законно — такое часто встречается в банковскойпрактике.

Я понизила голос. Я чувствовала, как вся моя воинственность,а вместе с ней и все мои силы покидают меня. Джо провел меня, обвел вокругпальца, но теперь я не стану дожидаться второго раза, чтобы сказать: позор мне.

— Может быть, сделанное вами и законно, — сказала я. —Следовало бы подать на вас в суд, чтобы выяснить это, но у меня для этого нетни времени, ни денег. Кроме того, не вопрос о законности выбил у меня почвуиз-под ног… а то, что вам троим даже в голову не пришло — есть еще одинзаинтересованный в этих деньгах человек. Разве «стандартная банковскаяпрактика» не позволяет сделать хоть один-единственный звонок? Я имею в виду то,что на всех этих карточках есть телефонный номер, и он не изменился.

— Миссис Сент-Джордж, мне очень жаль, но…

— Вот если бы все было наоборот, — продолжала я, — если быэто я рассказала вам историю о потерянных чековых книжках и попросила новые,если бы это я начала спускать то, что откладывалось одиннадцать или двенадцатьлет… разве вы не позвонили бы Джо Сент-Джорджу? Если бы деньги были все ещездесь, чтобы я могла отступить сегодня, как намеревалась это сделать, разве выне позвонили бы ему в ту же минуту, как только я вышла бы из банка, чтобысообщить ему — просто оказывая любезность, — что сделала его жена?

Потому что именно этого я от них и ожидала, Энди, — именнопоэтому я выбрала день, когда Джо не будет дома. Я собиралась вернуться наостров, забрать детей и быть уже далеко-далеко к тому времени, когда наподъездной дорожке появится Джо.

Пис посмотрел на меня и открыл рот. Затем закрыл его иничего не сказал. Это было уже не нужно. Ответ был написан на его лице.

Конечно, он — или еще кто-нибудь из банка — позвонил бы Джои звонил бы, пока не поговорил с ним. Почему? Потому что Джо был хозяином дома,вот почему. И причина того, что никто не потрудился позвонить мне, была в том,что я была всего лишь его женой. Что там я могла знать о деньгах, кроме того,как зарабатывать их, стоя на коленях, надраивая полы и вылизывая туалеты? Еслихозяин дома решил потратить все отложенные деньги своих детей, значит, у негобыла достаточно веская причина, а если это и не так, разве это важно? Это неимеет никакого значения, потому что он хозяин в семье, он отвечает за все. Аего жена — всего-навсего женщина, она отвечает только за полы, туалеты ивоскресные обеды.

— Если возникла проблема, миссис Сент-Джордж, — продолжалговорить Пис, — я очень сожалею, но…

— Если ты скажешь о сожалении еще раз, я так скручу твоюголову, что ты станешь похож на горбуна, — проскрежетала я, но он мог уже неопасаться за свою жизнь. В тот момент я не чувствовала в себе сил даже длятого, чтобы отпихнуть с дороги пивную банку. — Просто скажи мне одну вещь, и яотстану от тебя: деньги потрачены?

— Откуда я могу это знать? — ответил он.

— Джо имеет дело с вашим банком всю свою жизнь, — стараяськазаться спокойной, сказала я. — Он мог бы положить эти деньги в другой банк,но вряд ли сделал это — он слишком тупой и ленивый и редко меняет привычки.Нет, либо он закопал их где-то, либо положил их в ваш же банк. Вот что я хочузнать: открыл ли мой муж новый счет в вашем банке за последние пару месяцев, —Только это, Энди, звучало как «я должна знать». Узнав, что мой муж обвел менявокруг пальца, я почувствовала себя отвратительно, это было ужасно, но незнать, растрынькал он деньги или нет… это могло убить меня.

— Открыл ли он… это секретная информация, — сказал мистерПис.

— Ну да, — произнесла я. — Она была таковой. Я прошу васнарушить правило. Взглянув на вас, можно понять, что вы не часто это делаете.Но это были деньги моих детей, мистер Пис, и он обманным путем завладел ими. Ивы это знаете — доказательство лежит прямо на вашем столе. Эта ложь несработала бы, если бы этот банк — ваш банк — сделал одолжение и позвонил мне.

Кашлянув, он начал:

— В наши обязанности не входит…

— Я знаю, что не входит, — оборвала его я. Мне хотелосьсхватить Писа и как следует встряхнуть, но я понимала, что это не поможет — натакого человека это не повлияет. К тому же моя мать говорила, что невозможнопоймать больше мух на уксус, чем на мед, и я знала, что это действительно так.— Я это знаю, но подумайте, один-единственный звонок избавил бы меня отгорестных мук и сердечной боли. Но если вы захотите хоть немного уменьшить моистрадания — я знаю, что вы не обязаны, но если вы захотите, — пожалуйста,скажите мне, открыл ли он новый счет в вашем банке, или мне придется перекопатьвсю землю вокруг моего дома. Пожалуйста — я никогда не расскажу об этом.Клянусь Господом, никогда.

Он сидел и смотрел на меня, барабаня пальцами по зеленымлисточкам бумаги. У него были такие ухоженные ногти, как будто он пользовалсяуслугами профессиональной маникюрши, хотя я знала, что это не так — мы жеговорим о Джонспорте 1962 года. Я думаю, маникюр ему делала его жена. Этичистенькие, ухоженные пальчики глухо постукивали по бумаге, и я подумала: «Онничем не захочет помочь мне, это не тот тип мужчин. Что ему за дело до жителейострова и их проблем? Он заботится только о своей собственной шкуре».