— Я не знаю, что произойдет. — ответила я, — но я скажу тебедве вещи, Селена: в случившемся нет твоей вины, а его дни, когда он приставал идомогался тебя, кончились. Понимаешь?

Ее глаза снова наполнились слезами, одна слезинка скатиласьпо щеке.

— Я просто не хочу, чтобы возникли неприятности, —произнесла Селена. Она замялась на секунду, а потом выкрикнула: — Я ненавижувсе это! Зачем ты его вообще ударила? Почему он вообще начал приставать ко мне?Почему все не могло оставаться так, как было раньше?

Я взяла ее за руку:

— Случается то, что случается, родная, — иногда всеповорачивается в плохую сторону, тогда нужно брать ситуацию под контроль. Тыведь знаешь об этом, правда?

Селена кивнула головой. Ее лицо выражало боль, но несомнение.

— Да, — произнесла она. — Я тоже так считаю.

Паром уже приближался к причалу, и времени на разговоры ужене оставалось. Я была только рада этому; мне не хотелось, чтобы Селена смотрелана меня полными слез глазами, требующими того, чего желает любой ребенок: чтобысправедливость восторжествовала, но чтобы при этом никто не испытал боли иобиды. Она желала, чтобы я пообещала то, чего не могла обещать, потому что врядли я смогла бы сдержать подобное обещание. Я не была уверена, что мойвнутренний глаз позволит мне сдержать слово. Не говоря друг другу ни слова, мысошли с парома, а мне только это и было нужно.

В тот вечер, когда Джо вернулся с работы (он тогдаремонтировал веранду у кого-то на острове), я отослала всех троих детей вмагазин. Я видела, как Селена украдкой бросала на меня взгляды, пока шла поподъездной дорожке, при этом лицо у нее было белое как мел. Каждый раз, когдаона поворачивала голову, мне казалось, что я вижу по топорику в каждом ееглазу. Но я видела в них и нечто другое; надеюсь, это было облегчение.

Джо сидел у плиты и читал «Америкэн», как и всегда повечерам. Я стояла рядом с буфетом, и мой внутренний глаз раскрылся еще шире,чем раньше. Глядя на Джо, я подумала, что вот сидит Великий Пуба note 6 во всейсвоей красе. Сидит здесь, как будто надевает брюки через голову, а не черезноги, как все остальные. Сидит здесь, будто и не лапал свою собственную дочь,будто это самая естественная вещь в мире, будто, совершив подобное, любоймужчина может спокойно спать. Я пыталась придумать возможный выход из подобнойситуации, когда он вот так сидит передо мной, одетый в потертые джинсы игрязную заношенную рубашку, и читает газету, а я стою рядом и ощущаю жаждуубийства в своем сердце, но я ничего не могла придумать. Это было все равно чтозаблудиться в волшебном лесу, когда, оглянувшись назад, вдруг замечаешь, чтотропинка исчезает.

А тем временем внутренний глаз замечал все больше и больше.Он увидел шрамы на ухе Джо, оставшиеся от удара кувшином; красные прожилки наего носу; выпяченную нижнюю губу, из-за чего казалось, что Джо вечно сердится;перхоть в волосах; то, как Джо выщипывает волоски, растущие у него на носу; то,как у него постоянно лопался шов на брюках в промежности.

Все, что видел этот глаз, было отвратительным, и тогда японяла, что, выходя за Джо замуж, я не просто совершила самую огромную ошибку всвоей жизни; это была единственная ошибка, по-настоящему имеющая значение,потому что не только мне одной приходилось расплачиваться за нее. Теперь Джобыл занят Селеной, но за ней подрастали еще два мальчика, и если он непрекратит свои попытки изнасиловать их старшую сестру, то что же ожидает их?

Я отвернулась, и мой внутренний глаз увидел топорик, лежащийна своем месте. Я потянулась за ним и, сжав пальцами топорище, подумала: «Вэтот раз я не позволю, чтобы топорик попал в твои руки, Джо». Потом явспомнила, как Селена оглядывалась на меня, уходя в магазин, и я решила: что быни случилось, топорик к этому не будет иметь никакого отношения. Вместо него явытащила из буфета скалку.

Топорик или скалка, это не имело большого значения — жизньДжо висела на волоске. Чем дольше я смотрела на него, сидящего в грязнойрубашке и ковыряющего в носу, тем яснее я представляла, что же он сделал сСеленой; чем больше я думала об этом, тем злее я становилась; чем злее ястановилась, тем ближе я была к тому, чтобы просто подойти поближе и раскроитьему череп этим куском дерева. Я даже решила, в какое именно место нанесу первыйудар. Джо уже начал лысеть, особенно сзади, и свет лампы, висящей рядом состулом, на котором он сидел, бросал отблеск на его череп. Именно сюда, думалая, именно в это место. Кровь забрызгает весь абажур, но для меня это былоневажно, к тому же светильник был уже старым и некрасивым. Чем больше я думалаоб этом, тем сильнее хотела увидеть, как его кровь станет разлетаться встороны, забрызгивая абажур и стекло лампочки. Чем больше я думала об этом, темсильнее мои пальцы сжимали орудие возмездия. Это было как сумасшествие, я немогла отвести взгляда от Джо, но даже если бы я и решилась на это, то мойвнутренний глаз не позволил бы сделать этого.

Я приказывала себе подумать о том, что почувствует Селена,если я сделаю это, — и самые страшные ее опасения сбудутся, — но это тоже непомогло. Сколь сильно я ни любила ее и ни желала ей добра, это не помогло. Этотглаз был сильнее любви. Даже мысль о том, что случится с тремя моими детьми,если Джо умрет, а меня отправят в тюрьму за его убийство, не могла заставитьзакрыться этот третий глаз. Он оставался широко раскрытым и продолжалвысматривать все самое уродливое в облике Джо. Шелушащуюся кожу на его щеках,капельку горчицы, застывшую на подбородке. Огромные лошадиные зубы его протеза,сделанного хоть и по мерке, но явно не подходящего ему по размерам. И каждыйраз, увидев этим третьим глазом нечто новое, я лишь крепче сжимала скалку.

И только в последнюю минуту я подумала о чем-то другом.«Если ты сделаешь это прямо сейчас, то сделаешь это не из-за Селены, — подумалая. — И сделаешь это не из-за мальчиков. Ты сделаешь это потому, что все этивещи три месяца происходили прямо у тебя под носом, а ты была слепа и глуха, чтобыих заметить. Если ты собираешься убить его и сесть в тюрьму и видеть своихдетей только по субботам, тебе надо знать, почему ты делаешь это: не из-заСелены, а потому, что он обвел тебя вокруг пальца; именно в этом ты похожа наВеру — больше всего в жизни тебе ненавистно, когда тебя обманывают».

И это позволило мне смягчиться. Внутренний глаз не закрылся,но стал меньше и немного утратил свою власть надо мной. Я попыталась разжатьладонь и выпустить скалку, но я так долго с силой сжимала ее, что, казалось,она вросла в мою руку, Поэтому мне пришлось другой рукой разжать два пальца,для того чтобы скалка упала в ящик, а три других пальца так и осталисьскрюченными, как бы все еще сжимая ее. Только сжав и разжав ладонь несколькораз, я почувствовала, что она снова стала действовать нормально.

Я подошла к Джо и похлопала его по плечу.

— Я хочу поговорить с тобой, — обратилась я к нему.