— Так говори, — бросил он, не отрывая глаз от газеты, —разве я мешаю тебе?

— Я хочу видеть твои глаза, пока буду говорить, — сказала я.— Отложи газету в сторону.

Он бросил газету на колени и взглянул на меня.

— Не кажется ли тебе, что твой рот слишком много болтает впоследнее время? — процедил он.

— Я сама позабочусь о своем рте, — парировала я, — а воттебе лучше позаботиться о своих руках. А если нет, то они навлекут на тебяслишком большие неприятности.

Его брови взлетели вверх, и Джо спросил, что бы это всезначило.

— Это значит — я хочу, чтобы ты оставил Селену в покое, —ответила я.

Он так изменился в лице, будто я врезала коленом прямо поего семейным драгоценностям. Это был самый отличный момент во всей этойпечальной истории, Энди, — выражение лица Джо, когда он понял, что его накрыли.Его лицо побелело, рот приоткрылся, и весь он как-то странно дернулся — такдергается человек, погружающийся в сон, на пути к которому его вдруг пронзаетнеприятная мысль.

Он попытался скрыть это движение, изображая судорогу вспине, но он не смог обмануть меня. Он действительно выглядел немногопристыженным, но это ни в коей мере не смягчило меня. Даже у самой глупой ипаршивой собаки вдруг проявляется достаточно разума, чтобы выглядетьпристыженной, когда обнаруживается, что она ворует яйца из курятника.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — медленно произнес он.

— Тогда почему же ты выглядишь так, будто сам дьяволзабрался тебе в штаны и зажал твои яйца? — спросила я.

Надвигалась гроза.

— Если этот проклятый Джо-младший наболтал тебе неправду обомне… — начал он.

— Джо-младший не говорил мне ни слова, — сказала я, — такчто не утруждай себя, Джо. Мне рассказала Селена. Она рассказала мне все — какпыталась угодить тебе после той ночи, когда я ударила тебя кувшином, и как тыотплатил ей, и что случится, если она хоть когда-нибудь расскажет.

— Она маленькая обманщица! — выкрикнул Джо, отшвыриваягазету на пол, как если бы это могло стать доказательством. — Врунья и подлиза!Я сниму ремень, и как только она покажется дома — если она посмеет сновапоявиться здесь…

Он приподнялся в кресле. Вытянув руку, я снова усадила его.Это чертовски легко сделать — толкнуть человека, пытающегося встать изкресла-качалки; меня даже удивило, насколько это легко. Правда, три минутыназад я чуть не разнесла ему голову скалкой, а это ведь должно же было вылитьсяво что-то.

Глаза его превратились в щелки, и он закричал, что мне лучшене шутить с ним.

— Тебе удавалось это раньше, — проревел Джо, — но это незначит, что ты сможешь одерживать верх каждый раз, когда тебе этого захочется.

— Прибереги свои угрозы для дружков, — сказала я. — Сейчасты должен не разговаривать, а слушать… и слышать, что я говорю, потому чтокаждое слово будет иметь свой вес. Если ты еще хоть раз попытаешься приставатьк Селене, я посажу тебя в тюрьму за растление малолетних или за изнасилование —смотря за что тебя дольше будут держать в кутузке.

Это смутило его. Рот его снова приоткрылся, и несколькомгновений он просто молча смотрел на меня.

— Ты никогда… — начал было он, но вдруг замолчал. Потому чтопонял: я сделаю это. Поэтому он надулся, нижняя губа оттопырилась еще больше,чем всегда. — Конечно, ты на ее стороне, — пробурчал он. — Ты никогда неспрашиваешь, каково мне, Долорес. Ты даже не интересуешься моими мотивами.

— Разве у тебя есть таковые? — спросила я. — Когда мужчинебез малого сорок лет и он просит свою четырнадцатилетнюю дочь снять трусики,дабы посмотреть, сколько волос выросло на ее лобке, разве для такого мужчиныможет быть хоть какое-то оправдание?

— В следующем месяце ей будет пятнадцать, — сказал Джо,словно это что-то меняло. В этом был весь Джо.

— Ты хоть слышишь сам себя? — спросила я. — Ты хотьпонимаешь, что ты говоришь?

Джо посмотрел на меня, потом наклонился и поднял газету.

— Оставь меня в покое, Долорес, — мрачно произнес он, — Яхочу дочитать эту статью.

Я хотела вырвать эту проклятую газету у него из рук ивдавить ее ему в морду, но тогда наверняка завяжется драка, а я не хотела,чтобы дети — особенно Селена — пришли и увидели что-либо подобное. Поэтому япросто подошла к Джо и осторожно, одним пальцем отогнула газету.

— Сначала ты пообещаешь мне, что оставишь Селену в покое, —произнесла я, — чтобы мы смогли покончить с этим грязным делом. Ты пообещаешьмне, что никогда в жизни не прикоснешься к ней подобным образом.

— Долорес, ты не… — начал он.

— Пообещай мне, Джо, или я превращу твою жизнь в ад.

— Ты думаешь, я боюсь этого? — выкрикнул он. — Ты превратилав ад последние пятнадцать лег моей жизни — твое мерзкое лицо ничто не можетукрасить! Если тебе не нравится, какой я, то это твоя вина!

— Ты еще не знаешь, что такое ад, — продолжала я, — но еслиты не оставишь ее в покое, то очень скоро узнаешь.

— Хорошо! — взвизгнул он. — Хорошо, я обещаю! Вот! Сделано!Ты удовлетворена?

— Да, — ответила я, хотя это было и не так. Он уже никогдане смог бы удовлетворить меня. Даже если бы и сотворил одно из библейскихчудес. Я намеревалась уехать с детьми из дома, иначе он станет мертвым еще доконца года. Что именно произойдет, для меня было не важно, но я не хотела,чтобы он догадался о чем-нибудь раньше, чем это уже невозможно будет изменить.

— Хорошо, — произнес Джо. — Теперь мы все решили, и давайпокончим с этим делом, ведь так, Долорес? — Но он нехорошо смотрел на меня, егоглаза блестели, и это не очень-то понравилось мне. — Ты считаешь себя оченьумной, правда?

— Нет, — возразила я. — Раньше я была очень сообразительной,но ты видишь, во что меня превратила семейная жизнь.

— Ну что ж, продолжай, — произнес Джо, все еще с усмешкойглядя на меня. — Но ты еще не все знаешь.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты сама разберешься, — ответил он и развернул газетужестом богача, желающего удостовериться, что дела на бирже идут вполненормально. — Для такой шустрой девочки, как ты, это будет совсем не трудно.

Мне это не понравилось, но я проглотила обиду. Частичнопотому, что не хотелось ворошить осиное гнездо дольше, чем это было необходимо,но дело было не только в этом. Я действительно считала себя шустрой, по крайнеймере более сообразительной, чем он. Если бы он начал действовать за моейспиной, я бы поняла это буквально через пять минут. В общем, мною руководилагордыня, поэтому мысль о том, что Джо уже начал действовать, тогда не пришламне в голову.