В один из вечеров Ольга разбила гитару о рыжую голову Лены, которая вздумала не реагировать на замечания и без конца голосила свои песни про подвиги альпинистов. В ответ Лена набросилась на обидчицу с ножницами, их едва удалось разнять. Правда, Ольга пообещала как-нибудь задушить соседку подушкой, так что настоящий покой в комнате не установился.

Алла все еще не теряла надежды совратить и соблазнить Лилю, то забираясь к ней под одеяло, то приставая в душевой. Во время последнего такого случая пришлось применить физическую силу. Голые девушки долго катались по кафелю, ломая перегородки, но в конечном итоге победила Лиля. Оседлав противницу, лежащую на животе, она запрокинула ей голову и приставила пальцы к глазницам, угрожая выдавить глаза. Алла сдалась, пообещав прекратить свои поползновения. К чести ее будет сказано, слово она сдержала, полностью переключившись на Веру.

Потеряв привлекательность (вместе с новизной) в глазах Инги, Вера была переселена в общую спальню. Естественно, там ей все не нравилось. Она даже попыталась устанавливать свои порядки. Гонор ее испарился после двух оплеух, отвешенных ей Ольгой, а потом Алла поспешила к ней с утешениями и взяла под свою опеку. Свои делишки они обтяпывали быстро, без шума и почти не мешали. В конце концов, было бы жестоко лишать их маленьких радостей жизни.

Лилю эта возня нисколько не возбуждала и даже вызывала тошноту, как воспоминание о чем-то отвратительном. Ее угнетала мысль о том, что она еще недавно ублажала женщину, едва не погубившую ее и Артема. И, разумеется, Лиля все сильнее сожалела о подписанном контракте.

Однажды она призналась в этом Артему, а он сказал:

— Не жалей, солнце мое. Все к лучшему. Ведь если бы мы оба не попали сюда, то как бы еще встретились?

Когда Лиле было трудно или грустно, она повторяла про себя эти слова. А еще считала дни. Они с Артемом начали работать на острове почти одновременно, поэтому сроки действия контрактов завершались тоже одновременно. Ах, как хотелось Лиле поскорей вырваться отсюда и начать новую свободную жизнь. Вместе с Артемом, естественно. Свобода без него Лиле была не нужна.

Артем коротко рассказал Лиле о себе, чтобы она представляла, с кем имеет дело и стоит ли связывать с ним свою судьбу. Ее это не отпугнуло. Лиля сказала Артему, что верит в него и готова разделить с ним все трудности. За то недолгое время, когда им удавалось пообщаться наедине, они прикинули, что заработанных денег им хватит, чтобы уехать куда-нибудь в Европу и там начать все с чистого листа. Лиля не думала, что станет испытывать ностальгию. Подобное чувство возникает только тогда, когда тоскуешь по чему-то хорошему. Лиля ничего хорошего в прошлом не находила. Ей казалось, что все хорошее ждет ее впереди, и оно неразрывно связано с Артемом.

Он думал примерно так же. Без Лили жизнь представлялась тусклой и безрадостной. Стоило же вспомнить о ней, как включался некий волшебный фонарь, при котором все виделось совершенно в ином свете. Душу переполняло если не само счастье, то его предвкушение. Было страшно спугнуть его, поэтому Артем запрещал себе слишком радоваться заранее.

Да и обстоятельства не позволяли.

Работа в больнице была не то, что тяжелой, но неприятной. Ежедневное созерцание умалишенных не располагало к оптимизму. Они были разные и вели себя по-разному, но одно их объединяло. Выражение глаз. Оно было таким же, как у зверей в зоопарке. И это настроение обреченности постепенно отравляло душу, разъедая ее изнутри, подобно кислоте.

Больше всего Артему нравилось дежурить у ворот, где редко кто-нибудь появлялся. Там можно было подумать и почитать без помех. Иногда Артем развлекал себя нехитрой игрой со спичечным коробком. Она состояла в том, чтобы подбросить коробочку щелчком и установить ее на ребро, набирая при этом очки, от одного до десяти. А еще можно было расчертить листок бумаги для игры в слова и вписывать по одной буковке в клетку.

Дружбы с медбратьями не получалось, да и не стремился Артем к сближению. Из новеньких ему больше прочих импонировал Боря Щербак, блондин с веселым нравом и лицом стопроцентного арийца. Двое других были известны ему по кличкам: Калач и Стеклянный. Происхождение прозвищ было покрыто мраком и, признаться, совершенно не интересовало Артема. У Калача постоянно было отекшее лицо с обвисшими подглазьями, хотя перегаром от него никогда не пахло. Стеклянный был похож на Владимира Высоцкого, знал это и, что самое противное, пытался подражать, разговаривая нарочито хриплым голосом и строя суровые мины.

Марат, Колян и Игорь занимали в коллективе господствующее положение, как старослужащие в армии. При распределении работы всегда получалось так, что им доставалась самая необременительная, тогда как трудные и нудные обязанности возлагались на остальных. Артему удавалось держаться особняком, не примыкая ни к одному, ни к другому клану. Он делил спальню с Борисом, Калачом и Стеклянным, тогда как остальная гоп-компания жила особняком.

С наступлением холодов работы заметно прибавилось. Количество пациентов неуклонно возрастало, как будто осенняя хандра и темные ночи способствовали помешательству, как тихому, так и не очень. Приходилось топить углем, регулировать напор горячей воды, чистить двор от грязи и латать кровлю. Все медбратья переоделись в теплые меховые бушлаты армейского образца и стали внешне очень похожи.

Обнаружив, что начал прибавлять в весе, Артем стал выкраивать время для пробежек и занятий на турнике. Когда погода была дождливая, он ограничивался тем, что нарезал круги по внутреннему двору. Стоило же земле просохнуть, как он выбирался за ворота для кроссов на природе. Если чего в монастыре хватало с избытком, так это свежего воздуха.

Однажды, когда Артем перетаптывался возле ворот, в больницу привезли буйного. Из машины его вывели двое, тем не менее ему удалось вырваться и броситься к выходу. Увидев, что ворота преграждает Артем, он резко сменил направление и побежал к грузовому фургончику, на котором доставляли провизию и прочие приобретения с причала. Видимо, он был чокнутым не настолько, чтобы не соображать, что на колесах убежать будет легче, чем на своих двоих.

Даже в том случае, если бы его попытка увенчалась успехом, и фургон удалось завести, несчастный все равно не ушел бы от погони. Для таких случаев у санитаров имелись скутеры, квадроцикл и моторка. Вода в озере стояла ледяная. До берега было плыть чуть ли не два километра.

Зная все это, Игорь и Колян не слишком суетились при ловле беглеца. Они даже позволили ему забраться в кабину, поскольку ключей в замке зажигания все равно не было.

Попавший в ловушку, сумасшедший долго отбивался руками и ногами, крича:

— Я никого не убивал! Убирайтесь! Один черт я ничего не подпишу! Не трогайте меня!

Наконец, Коляну удалось поймать его за лодыжки и выволочь наружу. Упав спиной на камни, сумасшедший не переставал твердить как заклинание, что он жену не убивал и признаваться в этом не намерен. Артем подошел ближе, чтобы лучше слышать и видеть.

Мужчина был сухощавый, хлипкий на вид, с редкими волосами и тонким лицом. Несмотря на холодную погоду, на нем не было ничего, кроме голубой рубахи, выпростанной из темных брюк от костюма. Он был обут в легкие летние туфли, что свидетельствовало о том, что его взяли в машине или в офисе.