поводу носились самые разнообразные слухи. Куда их думают послать? Повсюду формировались корпусные разведывательные полки и моторизованные соединения; из этого явствовало, что операции намечаются где-то поблизости. Когда де Бреа обучал кавалеристов, вооруженных карабинами образца двадцать четвертого года и саблями, он толковал им о посылке в Тронхейм или в Салоники… а сам ожидал германского наступления и боев во Фландрии. Без всякого энтузиазма. Он куда охотнее отправился бы в фиорды или на Ближний Восток стрелять в большевиков. К этому у него была явная тяга. В действенности «Французской народной партии» он начал уже сомневаться. Однажды на стене казармы Ронар в Дюнкерке он увидел полустертую давнишнюю надпись: «Победа за Дорио!»; год назад он подумал бы: народ с нами… Но на сей раз впечатление было совсем иное. Он воздержался даже от визита в комитет своей партии на улице Пирамид. В данный момент важнее всего армия, командование… Хорошо бы отвести войну от наших границ, столковаться с Гитлером, а англичане пусть выпутываются как хотят…

— Знаете, господин майор, на англичан надежды плохи. — Это был вывод из разговоров в дюнкеркских кафе и сведений, полученных от проституток с улицы Флотских казарм… Бенедетти пожал плечами, покачал головой и осклабился — вылитый череп…

— Дело не в дюнкеркских англичанах, а в здешних. Решать будут они. Неужели вы не знаете, что премьер Даладье с минуты на минуту свернет себе шею? Приход к власти Поля Рейно означает торжество наступательной стратегии, а ведь советчиком при новом главе правительства состоит полковник де Голль[379], значит, он постарается во что бы то ни стало in vivo доказать правильность своей военной доктрины: стремительный натиск, моторизованная армия в сто тысяч человек молниеносно вклинивается в неприятельские позиции… У нас, понятно, такой армии нет… но можно сделать вид, что есть. Нам не привыкать: мы умеем так составить донесение, чтобы выводы совпали с теми, каких ждут от генштаба… Можно слегка преувеличить, назвать бригаду дивизией — то есть убить двух зайцев: и восполнить пробелы в статистике населения, и обеспечить продвижение по службе командному составу… Словом, вчера вечером Поль Рейно пожаловал сюда, из-за дверей слышен был громкий разговор, а когда он уходил от шефа, на пороге он обернулся и выпрямился во весь свой мизерный рост — чванливости у него не убавилось с тех пор, как он втерся в доверие к англичанам и завел себе кинозвезду. При этом он сделал величественный жест и изрек: «От Вислы до Кавказа!» Согласитесь, ничего хорошего это не предвещает.

Во всех отделах министерства чувствовалось зловещее оживление. В раскрытые двери было видно, как чиновники разгребают недра своих столов.

— Да что вы? Неужели Даладье отдаст портфель национальной обороны? — сказал Бреа. Он сам не знал, что лучше: бездарность или авантюрист. С Даладье можно как-то поладить, зато Рейно, если он чересчур зарвется, тем самым подготовит почву для политического переворота… А у Бреа временами бывал соблазн желать наихудшего.

Бенедетти пожал плечами. Кто их знает? Даладье — человек цепкий. Если он потеряет пост председателя совета министров, с улицы Сен-Доминик его, вероятно, нелегко будет выкурить. В разгар войны замену найти не так просто, да он и прижился там! Если бы еще Рейно опирался на главнокомандующего. Но всем известно, что он мечтает спихнуть Гамелена!.. А кого посадить на его место? Жиро, что ли? Или Жоржа? В министерстве только и разговоров, что о грызне между Жоржем и Гамеленом. Какая досада, что Вейган нужен на Востоке. Там дело серьезное… Будь я в вашем возрасте… я бы попросился к Вейгану. Там будет настоящая работа.

— Если только Рейно не поставит все вверх дном… — заметил Бреа.

Бенедетти присвистнул, отчего кожа на его маске мертвеца пошла складками от ушей к носу. Безразлично, при Даладье или при Рейно, важны люди, которые занимаются политикой и стратегией, а отнюдь не сама политика и стратегия. Рейно и полковник де Голль с самого января гнут свою линию во всех штабах армии. А Даладье посланиями к Вейгану или к Массигли[380] льет воду на мельницу своего преемника. Гамелен считает, что надо ждать два года. Рейно требует десять дней, чтобы начать настоящую войну… Слыхали?.. Вопрос лишь в одном — Шельда или Диль[381]… Все равно, что в лоб, что по лбу…

— То есть как это — Шельда или Диль? Значит, мы вступаем в Бельгию?

— Это значит, что спор идет о двух планах. Пальму первенства получит тот штаб, который окажется смелее на бумаге. Гамелен, как мне сейчас сказали, способен пойти на попятный. Недавно он стоял за Шельду на 1942 год. А завтра он, чего доброго, будет утверждать, что в апреле сорокового года наша судьба решится на Диле! Ясно одно — советского посла попросят удалиться. Даладье расчистил путь, а Рейно доведет дело до конца: это успокоит турок.

— Турок? А турки при чем, господин майор?

— Ну как же, понятно, при чем!

Бенедетти присовокупил, что очень сожалеет, но при существующих обстоятельствах он никак не может принять приглашение госпожи де Бреа. Помимо всего прочего, у одного его друга крупные неприятности… Мари-Адель будет в отчаянии! Но Мари-Адель было в высокой степени плевать на это. Приезд мужа в отпуск нарушил все ее планы. Она уже совсем решила навестить майора Мюллера в Мюльсьене и уступить его домогательствам. После долгих лет добродетельной жизни пробил ее час, сказала она себе, прочтя в газете о капитуляции Финляндии. На свете творятся такие ужасы, что не знаешь, чего ждать завтра, а бедняга Мюллер томится столько времени, пытается изнасиловать ее в лифтах, подбирает ее перчатки в кафе, впивается себе ногтями в ладони, когда сторонится, пропуская ее вперед… Нет, она непременно съездит к нему в Мюльсьен. Через два дня уже весна… И тут как раз заявляется Анри! Мужья всегда умеют попасть некстати. Он сказал, что звал майора Бенедетти к ним обедать, но майору не до того. У одного из его друзей крупные неприятности. — Тем лучше! — довольно непоследовательно заключил Анри. — Проведем вечерок вдвоем! — Вы очень любезны, дорогой мой! Однако вы как будто не слишком стремились к этому, когда звали майора разделить с нами рагу из курицы! Давайте позвоним Луизе Геккер… — Луиза гостила в Бельгии у родителей мужа. Куда ни позвонишь, никого нет дома. Дэзи Френуа только накануне уехала в Америку демонстрировать новые модели и ювелирные изделия своей фирмы. В Париже не осталось положительно никого. Пока Мари-Адель звонила по