Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15. Аня
Проваливаюсь во тьму. Крепко жмурю глаза, беспрерывно повторяя — дом, дом, дом. В нос ударяет запах дыма и пригоревшей похлебки. «Неужели я что-то оставила готовиться на плите» — первая мысль, что приходит в голову. Широко распахиваю глаза, приготовившись увидеть знакомую цветочную вязь обоев в комнате. Вместо этого меня окружают каменные стены узкой пещеры, чей сводчатый потолок я легко могу потрогать, стоит лишь только протянуть руку. Впереди, в нескольких шагах от меня ярко горит огонь, над которым висит котелок с варевом, чей аромат и доносился до моего носа. Человек в темном длинном плаще помешивает пищу длинной ложкой. Зачерпывает ею похлебку и пробует ее, удовлетворенно покачивая головой.
— Ну что ты там стоишь, внученька, — слышу я его скрипучий голос, — обедать пойдем, похлебка в самый раз удалась.
— Кто вы? — тихо спрашиваю я, но эхо звонко разносит мой голос.
— Я тот, к кому ты стремилась попасть. Разве не так? Иначе ты бы здесь не оказалась, — человек поворачивает ко мне лицо и скидывает капюшон с головы. Длинные седые волосы, лицо, изборождённое морщинами, темные живые глаза, что кажется, видят меня на сквозь.
— Я ничего не понимаю, — качаю я головой. Приближаюсь к этому странному и страшному старику, стараясь не показывать страх и отчаяние. Ох, не здесь я хотела оказаться.
— не домой надо, дедушка. Не подскажете, где я нахожусь?
— Так ты дома, внученька, — усмехается незнакомец.
Старик подхватил стоявшую в стороне глиняную миску и щедро плеснул в нее из котла похлебки:
— Иди, отведай. Не обижай старика отказом, — улыбнулся он мне, протягивая пищу.
Я подошла к старику, взяла из его рук миску и присела на лежавший недалеко от огня продолговатый камень. Старик подал мне ложку и добавил ласково:
— Ешь, внученька.
Я, как можно незаметнее, вытерла ложку о край своего плаща и зачерпнула намного похлебки. Принюхалась. Пахло травами и кореньями, дымом и костром. Попробовала немного. Неплохо. Разваристая каша с кусочками овощей, приправленная пряными травами.
Старик положил себе в миску варево и громко причмокивая, принялся есть.
— Благодарю за обед, дедушка, — произнесла я как можно вежливей, когда моя миска опустела, — давайте я тарелки помою.
— Иди, сполосни. Там, в стороне от пещеры, течет ручей, — заулыбался мне в ответ старик.
Подхватив пустые миски, я попятилась к выходу, что светлым пятном выделялся в полумраке пещеры. Еле сдерживалась, чтобы не рвануть от странного старика подальше. Снаружи ярко светило солнце, а густо растущие вокруг деревья не потеряли сочно-зеленой листвы. Невдалеке журчал ручей и я, прыгая по валунам добежала до воды. Помыла миски, потерев их чистым песком со дна ручья, огляделась по сторонам. Позади меня скалы, впереди непроходимая чаща. И климат совсем другой. От промозглой осени не осталось и следа.
«Домой! Назад в мой мир. Домой» — забормотала я. Зажмурила глаза, вызывая в памяти образ своей комнаты. Внутри бурлит сила. Рву ее в лохмотья, выпускаю на волю. Все мысли только о доме. Сильнее закрываю глаза, представляя в деталях свой родной мир. Стараюсь не впадать в отчаяние, слыша раз за разом, как шумит над головой лес и бурлит у ног быстрый ручей. Пробою снова и снова.
Слышу скрипучий смех.
— Внученька, побереги силы. Слаба ты еще. Учиться тебе надо.
— Вы же маг? Колдун? — кричу я старику, — помогите мне!
— Помогу, — соглашается старик. Улыбается и поглаживает жиденькую седую бороденку, — как не помочь родной внученьке. Только и ты помоги дедушке.
— Что вы хотите?
— Так ключик я хочу. Ключик, что дракон на груди бережет.
— Я не могу, — отшатнулась я от старика. Поскользнулась на мокром камне, чуть равновесие удержала, — там же за вратами тьма. Это всех погубит.
— Нас не погубит, — смеется старик, — а только сильнее сделает. Там не тьма, а магия наша, что назад домой просится. Твоя сила, внученька. С ее помощью и сама править сможешь. Все королевство твое будет.
— А как же дракон, дедушка? — я силюсь улыбнуться, казаться беспечной, — это же его земля.
— Глупая, — беззлобно смеется старик, — это твой замок. По праву рода. Дракону не место в нем. Чужие они в этом мире. Пора им покинуть его и отдать власть истинным хозяевам. Это и есть твой дом, внученька. Неужели еще не поняла?
Старик сверлит меня внимательным взглядом, не переставая добродушно улыбаться. Кивает, как болванчик, головой и повернувшись ко мне спиной возвращается в пещеру, растворяясь в темном пространстве.
Я мрачно смотрю ему в след. Хочется выть от тоски или расколотить чисто вымытые глиняные миски, корчась от бессильной ярости. Я совершенно не знаю, как мне поступить. Это не мой мир. Это не моя война. И я не могу так поступить с Реем. Воспоминания о поцелуях до сих пор жжет губы, и единственное, что по-настоящему хочется, это — укрыться в его объятьях.
«Это все метка. Это все иллюзия», — твержу я себе, до конца не веря в правдивость этих слов. И чем больше вспоминаю Рея, тем больнее щемит сердце, а в голове все сильнее звучат его слова — «Аня, Анечка, ты моя истинная. Любовь моего сердца».
Смахнув набежавшие слезы, я, стиснув зубы, возвращаюсь в пещеру. Старик сидит возле огня. Играет на дудочке незатейливую мелодию. Я присаживаюсь напротив. Обвожу взглядом пещеру. Соломенный тюфяк и пару мешков с припасами, вот и все достопримечательности. Я с задумчивым видом слушаю игру старика и в голове проносятся планы по спасению Рея. Мне надо непременно предупредить его, сделать все, чтобы он отнесся к моим словам серьезно. А может уговорить Рея и нам вдвоем уйти в мой мир…
— Дай мне свою ладонь, внученька, — старик закончил играть и с улыбкой смотрит на меня, тянет ко мне руку. Протягиваю ему в ответ свою.
Старик накрыл мою руку своими широкими мозолистыми ладонями с длинными крючковатыми пальцами. Наклонился к нашим переплетенным рукам и что-то зашептал. Легонько дунул в сложенные лодочкой ладони. Обжигающий холод. Мурашки по телу и неприятно закололо кончики пальцев. Я отдернула руку легко, старик и не думал удерживать. Уставилась на свою левую ладонь. На едва уловимый силуэт арабской вязи. Старик избавил меня от печати? Я взглянула на мага с немым вопросом в глазах, повернув к нему руку с едва тлеющей печатью.
— Теперь ты свободна, — старик лукаво