— Мне уйти? — осведомился он. — Илисоизволишь объяснить, чем я тебя прогневал?

Девчонка прошла мимо него, как мимо пустого места, плотнозакрыла дверь и негромко, напряженно спросила:

— Когда отдашь?

— Что?

— Не помните, папенька? — саркастическиусмехнулась она. — Снова дырки в памяти?

— Ну, вообще-то…

— Хорошая отговорочка.

Петр чувствовал полнейшую беспомощность — он даже отдаленноне мог представить, о чем идет речь. И каверзные наводящие вопросы пока что неприходили в голову.

— Не будь скотиной, — сказала Надя, уставясьисподлобья. — Ты же обещал. Или опять пойдут… дополнительные условия?

— Да нет… — протянул но растерянно, пытаясь настроитьсяна нее, угадать хоть самую малость. — Зачем какие-то новые условия, если яобещал… Я и не отказываюсь вовсе… Сколько тебе надо? — вдруг додумался ондо подходящего вопроса.

Может, хоть так удастся приблизиться к ключику?

— Как это — сколько? Все. Если мне память не изменяет,мы с тобой именно так договаривались…

Тупик, похоже. Если «все», то подразумевается, что и такясно, о чем идет речь…

— Ты же обещал, — повторила Надя с явственнымнадрывом. — Красиво так клялся насчет обоюдного доверия…

— Надежда, — сказал он насколько могубедительнее. — Можешь ты поверить, что я и в самом деле забыл? Не смотритак, после удара башкой в мозгах порой происходит масса странностей… Ты бы немогла мне деликатно намекнуть, что именно я должен отдать?

Она вздохнула:

— Понятно. Хорошая отговорочка: травма мозгов… Скажи ужсразу: вообще не отдашь или опять придется…

— Я серьезно, — сказал он твердо.

— И я серьезно, — отрезала девчонка непреклонно.

Вилка валялась в опасной близости. Не звать же в случае чегона помощь Марианну или охранника? Девчонка в таком состоянии, что ждать от неесейчас можно любых сюрпризов… а он по-прежнему не представлял, о чем идет речь.

И пошел по линии наименьшего сопротивления. Пожав плечами,осторожно обогнул стоявшую на пути Надю, стараясь не поворачиваться к нейспиной — так и жжет глазами! Взявшись за ручку двери, сказал:

— Остынь, и поговорим попозже, идет? Честное слово, уменя с памятью не все гладко. Веришь ты или нет, но именно так и обстоит.Охолони малость, а потом поищи способ мне как-то намекнуть, что именно я тебедолжен. Договорились?

Она молчала, выпрямившись — юная партизанка на допросе вгестапо, хоть статую с нее ваяй… Вздохнув, Петр прикрыл за собой дверь.Безоблачное настроение моментально улетучилось, чертова соплюшка все испортила.Но о чем может идти речь?

…Звонок, хотя и отличавшийся крайне мелодичной трелью, насей раз взвыл, словно кот, которому наступили на хвост или иную нежную частьорганизма добротно подкованным сапогом. И орал не умолкая. Петр высунулся вкоридор. Мимо него с азартным лаем промчался Реджи, держа курс на дверь, а забультерьером спешил бдительно державший руку под полой пиджака охранник, безприказа покинувший отведенные ему апартаменты в «людской». И, наконец, из своейкомнаты выскочила Катя. А там и Марианна появилась. «Полный кворум», —подумал Петр, последним выходя в громадную прихожую.

Места в прихожей было достаточно, чтобы все присутствующиесмогли разместиться, не задевая друг друг а локтями. Это Петр оплошал — аостальные воззрились на маленький экран монитора, показывавший кусок лестничнойклетки у решетки.

Он гак и не успел увидеть из-за спин, в чем там дело и ктотрезвонит не переставая, но остальные прекрасно рассмотрели. И кинулись налестницу. Охранник, правда, вынул руку из-под пиджака — но не пустую, в ней былпистолет…

Когда все, включая и оглушительно гавкавшего Реджи,вывалились на лестничную площадку, Петр смог, наконец, без помех разглядеть,что показывал экранчик монитора. Четкость была поразительной. На решеткеповисла тонкая девичья фигурка, слабо шевелившаяся, обеими руками цеплявшаясяза прутья, чтобы удержаться на ногах.

Узнав Надю, он обомлел. Подозревая самое худшее, кинулся налестницу. Там уже царило относительное спокойствие. Решетчатую дверь отперли,девчонку втащили внутрь, на охраняемый островок сытости и благополучия,толпились вокруг — но ни в позах, ни на лицах Петр уже не отметил тревоги.

И тут же сам все понял. Отодвинув Марианну, пробился,наконец, к девчонке, сидевшей на полу, нагнулся — ив нос шибанул густой запахперегара.

Чадушко было цело-невредимо, но пьяно вдрызг.. От сердца тутже отлегло. Она пошевелилась, что-то забормотала. Катя беспомощно оглянулась на

охранника Витю. Петр подскочил, помог, вдвоем они кое-какутвердили Надю на ногах и повели в квартиру. Она болталась в их руках с грациейморской водоросли, временами пытаясь что-то то ли петь, то ли декламировать.Чертов бультерьер скакал вокруг в совершеннейшем восторге, полагая, что этоновая игра, гавкал так, что кое-где в подъезде захлопали двери квартир,послышались удивленно-недовольные голоса.

— Павел Иваныч, подержите, — Витя свалил ему наруки слабо шевелившуюся Надю и отстегнул с пояса мобильник.

— Это зачем?

— Вызову Земцова. Согласно инструкции.

— Отставить, — сказал Петр, отнюдь не горевшийжеланием знакомить окружающих с маленькими семейными тайнами.

— Не могу, Павел Иванович. Обязан по инструкции. Такиевот случаи требуют немедленного расследования и самого кропотливого анализа. Скем пила, кто поил, зачем и почему. Вы сами жестко требовали…

Лицо у него было непреклонно-службистским. Петр мысленномахнул рукой, всецело сосредоточившись на том, чтобы удержать девчонку вподобии вертикального положения. Крепко обхватив одной рукой, по старинномурецепту русских городовых принялся безжалостно тереть ей уши.

— Ты что делаешь?! — ахнула за спиной Катя.

— Помолчи, поможет, — сквозь зубы ответил Петр, неотрываясь от своего незатейливого занятия.

И в самом деле помогло — юное создание стало держаться чутьвертикальнее и даже издавать вполне членораздельные звуки, очень быстросложившиеся в нечто рифмованное:

Л-листья же-олтые над городом кружатся,

С тихим шорохом нам под ноги ложатся…

Облегченно вздохнув, Петр сказал:

— А наш дворник довольно-таки большой пошляк. Развеможно так напиваться на рубль?

— К-кыкой рубль? — сварливо запротестовалаНадя. — Н-на полсотни баксов!

Катя так и замерла со страдальческим лицом, растерянно глядяна законного мужа, поддерживавшего в нелепой позе родную доченьку. Судя по еепотерянному виду, подобных эксцессов прежде не наблюдалось, и это был Наденькиндебют на многотрудной ниве бытового пьянства.