— Предположим, мы не обнаружим новых улик? — упрямо гнулсвое шериф.

— Найдем!

— А я не столь уверен. Сдается мне, Карр просто подталкиваетнас куда-то. Мы подозреваем Фарли, задаем ему несколько вопросов, он начинаетвести себя так, словно мы учиняем ему допрос третьей степени, и вызывает Карра.Карр появляется с объяснением, которое по сути ничего не объясняет. Мы находимдополнительную улику, и, если разобраться по существу, это единственная улика,которой мы в действительности располагаем. Мы предъявляем Фарли обвинение вубийстве, а Карр беззаботно заявляет: «О, ребята, у меня на руках другое дело.Давайте по-быстрому проведем предварительное слушание и решим, что он долженпредстать перед судом присяжных». Сдается мне, что Карр, оставаясь в стороне,заставил нас избрать Фарли в качестве убийцы. И, видимо, это как раз то, что емунадо. Если мы сейчас уже избрали Фарли, то впоследствии мы же надорвемся,собирая свидетельства и улики, когда нам придется предъявить обвинение другомучеловеку.

Лицо Гиффорда налилось кровью, он повернулся к Селби, видиможелая что-то сказать, но промолчал.

Брэндон же по-своему интерпретировал выражение лицаокружного прокурора:

— Конечно, я не знаток правовых закорюк, но знаю выходкистарого лиса Карра. И вообще я высказываю лишь свое мнение.

— Только свое? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался Гиффорд.

Брэндон поднялся из-за стола.

— Свое, и ничье больше.

Гиффорд повернулся на каблуках и, остановившись у дверейкабинета, насмешливо бросил через плечо:

— Надеюсь, вы наконец соблаговолите начать работу по Роффу иФарли? Проверьте их прошлое, там наверняка обнаружится связь. Приложите усилия,и вы обнаружите мотив убийства. Это ваша забота — найти недостающие улики, а яуж как-нибудь постараюсь добиться обвинительного приговора.

С этими словами Гиффорд вышел, сердито хлопнув дверью.

У Селби было такое ощущение, словно его выгнали изсобственного дома. Минут десять — пятнадцать он молча курил, слушая телефонныепереговоры шерифа.

Затем, стараясь придать своему голосу будничную интонацию,сказал:

— Ну ладно, пойду подкреплюсь и заодно полюбопытствую, какпродвигается дело о наследстве.

Селби, однако, не удалось ввести шерифа в заблуждение.

— Я больше верю в тебя, сынок, чем во всех остальных, вместевзятых, — заявил он. — В конце концов здесь командую я. И я не позволю никомуобижать тебя или выпроваживать отсюда. Будь поблизости. Мы вместе станемраскручивать это дело, если ты, конечно, сможешь ему уделить какое-то время.

— Спасибо, Рекс, — улыбнулся Селби, — но мне еще надокое-что сделать, а здесь, в твоем кабинете, я вряд ли смогу принести пользу. Яне спал почти всю ночь и сейчас хочу отпраздновать освобождение отответственности — как следует отоспаться.

Проснувшись в три часа дня, Селби принял твердое решение —не звонить Сильвии Мартин. Он вошел в здание суда примерно в половинечетвертого.

Судья Фэйрбенкс восседал на своем кресле, суровый ибеспристрастный. Присяжные уже были отобраны, шло изложение основных аргументов.Старый АБК, очевидно, уже закончил предварительное представление доказательствсо своей стороны и, оставшись стоять, возвышался над сидящими, рослый иизящный. Тонко вылепленное лицо, вьющаяся седая шевелюра, достоинство в манерах— все это делало его похожим на аристократа, аристократа судебных залов.

Беркли Стэнтон торчал на середине свободного пространстваперед присяжными и изрекал гулким голосом утомительные банальности. Присяжныевзирали на него с отрешенным видом.

Инес Стэплтон за адвокатским столом нервно крутила карандаш.

Чуть позади А.Б. Карра сидела молодая женщина, которую Селбис первого взгляда не узнал. Только всмотревшись внимательнее, он понял, что этозастенчивое, простенько одетое юное создание с опущенными ресницами и гладко зачесанныминазад волосами не кто иной, как великолепная Анита Элдон, которую Селби иСильвия еще вчера долго разглядывали в кафе.

Объявили десятиминутный перерыв. Сквозь монотонное гудениеголосов и шорох шагов зрителей, заполнивших зал суда, Селби услышал, как ИнесСтэплтон произнесла его имя. Он пересек зал и подошел к Инес, стоявшей всвободном от зрителей углу.

— О, Дуг, — сказала она вместо приветствия. — Это простоужасно.

— Что именно?

— Посмотри, что он сотворил с этой женщиной. Он работал сней, как опытный режиссер работает с хорошей актрисой. Я уверена, что онвыдрессировал ее на все сто, она вызубрила свою роль. Теперь это застенчивая,трогательная малышка. У нее такое простенькое платье! Но не беспокойся, она незабыла надеть нейлоновые чулочки и так скрестила ноги, оттянув носочки, чтоперед присяжными как раз открывается нужный вид.

Не слишком много, конечно. Она же так застенчива и скромна.И так мила и слаба, что ничего не может противопоставить этому большому зломумиру после того, как умерла мамочка. Нужно видеть, как Карр склоняется над нейдля утешения. Он это делает с такой трогательной почтительностью, как будтоперед ним хрупкий цветок редчайшей красоты, а она доверчиво поднимает на негоглаза, тепло улыбается и покачивает головкой.

Блестящая пантомима — адвокат о чем-то спрашивает клиентку.Его отеческая заботливость демонстрирует веру в то, что крошка несет в себе вседобро мира, а ее доверчивый взгляд и покачивание головы призваныпродемонстрировать, будто она не способна понять грязной корысти этих ужасныхлюдей с противной стороны и целиком полагается на своего адвоката. Карруспокаивающе гладит ее руку, что на языке пантомимы означает: «Не беспокойтесь,дорогая, присяжные не позволят этому большому, злому, нехорошему человеку украстьваши деньги». Проклятие! Наверное, они репетировали все утро.

— И вдобавок часть ночи, — сказал Селби. — Нельзянедооценивать Карра и технику его поведения в зале суда. Пока ты копалась вюридической литературе, пытаясь найти нужные статьи закона, Старый АБК подобралсвоей клиентке подходящее платье и, наверное, пару сотен раз повторил с ней этумаленькую сценку. Сегодня он придумает что-нибудь новенькое, и завтра утромперед присяжными откроется новая картинка. Как идут дела у Беркли Стэнтона? Чтоон делает?

— Трудится без устали, — ответила Инес. — Старого моржаневозможно заставить сменить курс. Он залил потоком своего красноречия весь залсуда. Стоит, выпятив то, что, по его мнению, является грудью, и изрекаетбанальности с видом заправского заклинателя. Посмотри на присяжных. Некотороевремя они взирали на него как на представителя некоего необычного видаживотных, а теперь, когда Стэнтон подчеркивает какой-то важный момент, Каррнаправляется к своей клиентке, склоняется над ней с нежной заботой, и глаза всехприсутствующих неотрывно следят за ним. Стэнтон не может удержать вниманиеприсяжных. Какой-то интеллектуальный стриптиз. Ненавижу этого типа, будь онпроклят!