Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Суслов поручил своим подчиненным проследить за тем, чтобы книга Вознесенского, недавнего члена Политбюро, больше не использовалась в системе партийного образования. Нет человека – нет и его книги.
После смерти Сталина, 10 декабря 1953 года, Министерство внутренних дел доложит в ЦК:
«По ленинградскому делу в 1949–1951 гг. было осуждено 214 человек, из них 69 основных обвиняемых, а 145 человек из числа близких и дальних родственников. Два человека умерли в тюрьме до суда. 23 человека осуждены Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания (расстрелу), 85 человек осуждены на различные сроки содержания в лагерях и тюрьмах на срок от 5 до 25 лет, один человек помещен в психиатрическую больницу для принудительного лечения, и 105 человек постановлениями Особого Совещания МГБ направлены в определенные районы страны в ссылку на различные сроки в основном от 5 до 8 лет.
Из общего числа осужденных 36 человек работали в ленинградском обкоме и горкоме КПСС, а также в областном и городском исполкомах, 11 человек – на руководящей работе в других обкомах КПСС и облисполкомах и 9 человек – в райкомах и райисполкомах Ленинградской области».
Массовые репрессии ленинградских партработников были сигналом всей стране: никакой самостоятельности! По каждому поводу просить разрешения у ЦК, а то будет как в Ленинграде. Во всем аппарате закручивали гайки. Ни один первый секретарь обкома или секретарь ЦК республики не был гарантирован от внезапного ареста. И партийный аппарат вновь осознал, что неприкасаемых нет и не будет.
Суслов прекрасно понял сталинское послание, и это помогло ему выжить – и в прямом, и в политическом смысле.
Как он себя ощущал в те годы?
Его зять вспоминал:
«В те годы принято было работать по ночам, и на работе задерживались подолгу. Жена Суслова (в последние годы вместе с дочерью) не спала, и часами стояла, глядя в окно, в ожидании возвращения с работы мужа, каждый день не будучи до конца уверенной, придет ли он вообще. Такое было время».
«Ленинградское дело» оказалось не единственным.
В октябре 1949 года на имя Сталина пришло письмо, под которым стояли заведомо придуманные подписи. Вождя предупреждали: в Москве возник заговор. Его затеял руководитель Москвы Георгий Михайлович Попов:
«Его одолевает мысль в будущем стать лидером нашей партии и народа… На банкете по случаю 800-летия Москвы один из подхалимов поднял тост:
– За будущего вождя нашей партии Георгия Михайловича.
Попов расставляет свои кадры везде, где может, с тем, чтобы в удобный момент взять баранку руля страны в свои руки… В Москве начали поговаривать, что Попову дорога расчищена на этом пути. В кругах МК открыто говорят, что за плечами Попова тов. Сталин, и что пост великого вождя перейдет Попову».
Еще недавно Сталин верил, что молодой и напористый московский секретарь легко решит все проблемы, заниматься которыми вождю уже не хотелось. 12 июня 1945 года на объединенном Пленуме МК и МГК ВКП(б) Георгия Попова избрали первым секретарем обкома и горкома партии. На следующий год, 18 марта 1946 года, на Пленуме ЦК он стал еще и членом оргбюро и секретарем ЦК партии.
Акции Попова стремительно росли. Московский хозяин держался все более уверенно. Избалованный вниманием вождя, даже с высокопоставленными чиновниками разговаривал высокомерно. Георгий Михайлович считал, что ему остался всего один шаг до Олимпа – Политбюро. И этот шаг скоро будет сделан. Ошибся.
Донос на хозяина Москвы был не слишком грамотным, но подкреплял сталинские подозрения, что Попов и в самом деле нацелился на кресло первого человека в стране. А у Сталина был один вечный интерес – сохранение полной и единоличной власти. Его друзья и соратники менялись, к концу жизни не осталось ни тех, ни других, только царедворцы.
1 ноября Политбюро постановило:
«Назначить комиссию в составе тт. Маленкова, Берия, Кагановича и Суслова для проведения проверки деятельности т. Попова Г. М. с точки зрения фактов, отмеченных в письме трех инженеров».
Так вождь включил Суслова в число высших руководителей страны.
10 декабря 1949 года Сталин, вернувшийся из отпуска, в первый раз принимал подчиненных в своем кремлевском кабинете. В половине десятого вечера к нему пришли члены Политбюро Берия, Каганович, Маленков и секретарь ЦК Суслов. Привели с собой Георгия Михайловича Попова – для последнего разговора.
Зачем Сталин пожелал увидеть своего прежнего любимца?
Он считал себя тонким знатоком человеческих душ, доверял своим чувствам и эмоциям. Наверное, хотел окончательно решить для себя – что делать с Поповым?
Характерная черта Сталина: он преспокойно расставался даже с недавними фаворитами. Через полтора часа увели уже низвергнутого с Олимпа Попова, а еще через пятнадцать минут в сталинский кабинет запустили вызванного из Киева Никиту Сергеевича Хрущева, в жизни которого начиналась новая глава.
– В столице, – оповестил его вождь, – неблагополучно. Мы бы хотели, чтобы Москва стала настоящей опорой Центрального комитета, и предлагаем вам перейти сюда.
И добавил доброжелательно:
– Довольно вам работать на Украине, а то вы совсем превратились в украинского агронома.
Рядом с вождем
Вождь заметно устал. Состояние здоровья не позволяло ему полноценно заниматься заботами страны. Он заметно ослабил интерес к партийным делам – в нарушение устава съезд партии не собирали много лет. ХVIII съезд состоялся в марте 1939 года. Следующий, ХIХ съезд открылся тринадцать с половиной лет спустя, 5 октября 1952 года, в воскресенье, в семь часов вечера.
Речи были на редкость серыми и скучными, ни одного живого слова. Суслов, как и другие, следил за тем, кому и когда предоставляют слово (это свидетельствовало о положении в иерархии власти), кого критикуют и кого хвалят. Все выступления начинались и заканчивались здравицами вождю. Делегаты автоматически вставали и подолгу аплодировали.
Сталин был уже слаб и отказался делать основной доклад. Отчет ЦК вместо него прочитал Маленков.
Полковник Николай Петрович Новик, заместитель начальника управления охраны Министерства госбезопасности, вспоминал:
«Находясь за сценой, я стал случайным свидетелем, можно сказать, комической сценки. Маленков, Берия, Каганович, Молотов, Микоян окружили помощника Сталина Поскребышева и буквально допрашивали его, будет ли Сталин выступать на съезде и какие материалы он ему готовил. Поскребышев отвечал, что он об этом ничего не знает, материалов не готовил.
Сталин выступил в конце съезда с короткой речью, имея в руках маленькую четвертушку листа, на котором было что-то написано от руки. Я увидел, что у Сталина нет слаженной команды: насколько же он не доверял своим соратникам, если даже не информировал их, будет ли выступать на съезде и о