Сидевший в зале другой офицер госбезопасности, которому досталось место рядом с народным артистом СССР Николаем Константиновичем Черкасовым, рассказывал:

«Нашему взору предстало световое сияние над головой И. В. Сталина во время его выступления. Не сговариваясь, мы одновременно произнесли: “Нимб”. В зале не было другого яркого источника света, кроме ореола над головой И. В. Сталина. Такое явление возникает, по всей видимости, при большой силе эмоционального напряжения. Все это продолжалось несколько секунд в момент, когда И. В. Сталин произносил с подъемом слова призыва – поднять знамя национально-освободительного движения народов».

Михаил Андреевич Суслов впервые получил право выступить на партийном съезде. Право выйти на съездовскую трибуну – большая честь.

Он порадовался успехам народного образования в Советском Союзе и информировал делегатов о глубоком кризисе за океаном, где трудящихся держат в «темноте и невежестве»:

– В Соединенных Штатах Америки насчитывается свыше десяти миллионов неграмотных; около одной трети детей школьного возраста не учится. Что касается среднего и в особенности высшего образования, то оно является монополией правящих классов и недоступно детям трудящихся.

После съезда, 16 октября, собрался первый пленум нового состава ЦК, на котором по традиции предстояло избрать руководящие органы партии – президиум и секретариат ЦК. Ничто не предвещало бури, которая разразится на пленуме.

Стенограмма, к сожалению, не велась. О том, что в тот день происходило в Свердловском зале Кремля, известно лишь по записям участников пленума. В деталях они расходятся, но главное излагают одинаково. Перед началом пленума по традиции члены высшего руководства собирались в комнате президиума рядом со Свердловским залом. Обыкновенно Сталин приходил за десять-пятнадцать минут до начала и предупреждал соратников о намерении кого-то снять или назначить.

На сей раз вождь явился к самому открытию, заглянул в комнату президиума и, не присаживаясь, распорядился:

– Пойдемте на пленум.

Все, что происходило потом, стало сюрпризом даже для его близких соратников. Увидев вождя, новые члены ЦК встали и зааплодировали.

Сталин махнул рукой и буркнул:

– Здесь этого никогда не делайте.

На Пленумы ЦК обычные ритуалы не распространялись, о чем новички не подозревали. Маленков предоставил слово вождю.

Сталин в сером френче из тонкого коверкота прохаживался вдоль стола:

– Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует единство. Однако у нас нет такого единства. В партии глубокий раскол. Я должен доложить пленуму, что в нашем Политбюро раскол. Антиленинские позиции занимает Молотов. Ошибки троцкистского характера совершает Микоян…

Сидевшие в зале испытали шок, хотя Вячеслав Михайлович и Анастас Иванович должны были ожидать чего-то подобного. А новые члены ЦК и не предполагали, что вождь так относится к людям, чьи портреты десятилетиями носили по Красной площади. Сталин неспешно предъявил своим соратникам обвинения, тянувшие на высшую меру наказания.

«Ощущение было такое, будто на сердце мне положили кусок льда, – вспоминал Шепилов. – Молотов сидел неподвижно за столом президиума. Он молчал, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Через стекла пенсне он смотрел прямо в зал и лишь изредка делал тремя пальцами правой руки такие движения по сукну стола, словно мял мякиш хлеба».

В зале стояла мертвая тишина. Ничего подобного давно не звучало в Кремле – со времен предвоенных массовых репрессий. Вождь выступал почти полтора часа, а весь пленум продолжался два часа с небольшим.

Когда вождь закончил обличительную речь, Микоян поспешно спустился к трибуне и стал оправдываться.

Сталин оборвал его и, погрозив указательным пальцем, угрожающе произнес:

– Видите, сам путается и нас хочет запутать в этом ясном, принципиальном вопросе.

Ошеломленный Анастас Иванович замолчал и покинул трибуну. Молотов тоже признавал свои ошибки, оправдывался, говорил, что он был и остается верным учеником товарища Сталина.

Тот резко оборвал Молотова:

– Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина.

Иначе говоря, вождь даже не захотел выслушивать оправдания. Плохой признак – иногда раскаяние спасало от кары. Сталин внимательно смотрел, как реагирует обвиняемый. Он считал, что, если человек в чем-то виноват, то обязательно себя выдаст. Главное – застать его врасплох.

Но тут стало ясно, что вождь миловать не намерен.

Разделавшись с соратниками, Сталин сказал, что нужно решить организационные вопросы и избрать руководящие органы партии.

Достал из кармана френча собственноручно написанную бумагу и сказал:

– В Президиум ЦК можно было бы избрать, например, таких товарищей…

Он огласил длинный список. Вождь выдвинул в Президиум ЦК и сравнительно молодых партработников – Брежнева и Суслова. Сталин хотел к ним присмотреться. Готовился заменить ими старое руководство?

Неожиданно для присутствующих вождь предложил избрать еще и бюро Президиума ЦК (этот орган раньше не существовал и уставом партии не был предусмотрен) – по аналогии с уже существовавшим бюро Президиума Совета министров.

Ни Молотов, ни Микоян в бюро не вошли. Вождь включил в бюро, помимо себя, своих заместителей в правительстве – Берию, Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова и Максима Захаровича Сабурова (председателя Госплана), а также секретаря ЦК Хрущева.

А вот новый секретариат ЦК оказался многочисленным.

В него вошли (помимо самого Сталина) Аверкий Борисович Аристов (заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК), Леонид Ильич Брежнев (недавний руководитель советской Молдавии), Николай Григорьевич Игнатов (министр заготовок), Георгий Максимилианович Маленков (второй человек в партаппарате), Николай Александрович Михайлов (первый секретарь ЦК ВЛКСМ), Николай Михайлович Пегов (заведующий отделом по подбору и распределению кадров ЦК), Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко (заместитель председателя Совмина), Михаил Андреевич Суслов и Никита Сергеевич Хрущев.

Что Михаилу Андреевичу предстояло делать?

В качестве секретаря ЦК – выезжать в «республиканские, краевые, областные парторганизации по заданиям Секретариата ЦК».

18 октября 1952 года Суслова включили в состав двух постоянных комиссий при Бюро Президиума ЦК: Комиссии по внешним делам во главе с Маленковым и Комиссии по идеологическим вопросам, которую возглавил Шепилов, хотя сам он не был ни членом президиума, ни секретарем ЦК. Но Дмитрий Трофимович очень нравился вождю.

В роли члена Президиума ЦК формально Михаил Андреевич становился старшим секретарем ЦК по идеологии. Ему должен был подчиняться недавний комсомольский вождь Николай Александрович Михайлов, которого тоже сделали секретарем ЦК и поставили заведовать отделом агитации и пропаганды.

«С кудрявым чубом, пролетарской внешностью, сухой, холодный человек, – таким запомнила Михайлова выдающаяся балерина Майя Михайловна Плисецкая. – Судьба сводила меня с ним несколько раз на молодежных фестивалях. От этого ни да ни нет не добьешься. Будет ходить вокруг да около. Служака, верный солдат партии, чтоб ее…»

Николай Михайлов до революции ходил в церковно-приходское училище, потом занимался в вечернем рабочем университете. Рабочую жизнь начинал подмастерьем в сапожной мастерской отца. Из редакторов многотиражки завода «Динамо» в 1937 году был переведен в «Правду», а в декабре – в «Комсомольскую правду»