Потом мы трахались. Каждый о своем. Как в тумане. И я никак не мог кончить, как никак не мог дозвониться до Даши. Все как у БГ, который украл слова у Talking Heads, которые сперли это у негритянских блюзменов, которые спиздили это из псалмов Давида. Странно — я пел так долго, возможно, в этом что-то было. Ну и да: Давид украл это у тебя, потому что в начале было слово и слово было у Бога. И ты учил нас искусству быть смирным. Ну, если ты есть, конечно.

Когда голос отправился в душ, я оделся и тихо ушел. А как только выскочил на улицу — сразу набрал Дашу.

«В настоящий момент абонент не доступен. Пожалуйста, перезвоните позже», — ответили из душа.

Искусство быть смирным.

Надо было тогда отгрызть друг другу крылья

Мир, кстати, никак не изменился. Вот если бы Даша взяла трубку — тогда да. А так — не изменился. Кстати, я не прав. Ну, про то, что ты, когда сотворил виски и бар, в котором можно пить этот виски, — завязал с творением. Ты — продолжил. Вот только сначала напился. А может, еще и обкурился. Ну потому что ты сотворил, к примеру, вомбатов. Вомбат — это такая зверушка, похожая на маленького медвежонка или большого хомяка. И все бы ничего — зверушка довольно милая, — но она испражняется квадратиками. Трезвым такое не придумаешь. Но дальше — точно пошли наркотики. Сначала — легкие: ты сотворил ехидну. Чтобы она ехидничала. А еще у этой самой ехидны мужеского пола (ехидн? ехидень?) — член с четырьмя головками. Правда, во время секса они используют только две. Где логика? Хотя какая уж там логика у накуренного. Но а дальше — дальше таблетки пошли. Как минимум. Потому что тля. Ты наверняка уже не помнишь, так что я тебе расскажу. Тля рождается уже беременной. Вспоминаешь? Тля, сотворенная тобой, является в сотворенный тобой мир, а внутри ее лежит еще одна тля, и через четырнадцать дней надо ее рожать, и та, которую надо рожать через четырнадцать дней, уже беременна новой тлей, и когда новая тля родится, ее ждет абсолютно такая же участь. По-моему, это пиздец. А Даша не берет трубку. В твое оправдание надо сказать, что еще ты сотворил тараканов. Не тех, израильских — с тонированными стеклами, и не тех, что у нас в России были. Ну, не конкретно у нас — бабушка бы не потерпела, но в других местах России они были. А вот конкретно этих — Salganea taiwanensi — тебе Шекспир помогал сотворять. Или Петрарка. Ну или на худой конец Абеляр. Эти шекспировские или там абеляровские тараканы в молодости умеют летать. Ну и не только летать — пьянки, случайные влюбленности, все как у людей. А как только они по-настоящему влюбляются — ну вот как Ромео и Джульетта или как Абеляр и Элоиза, — то отгрызают друг другу крылья, чтобы всегда быть вместе. А Даша не берет трубку. Надо было, конечно, тогда нам отгрызть друг другу крылья. Надо было. Но ты почему-то эту опцию только для тараканов предусмотрел. А Даша не берет трубку.

В гости к богу не бывает опозданий

Что мне оставалось? Правильно, вернуться в бар. Валявшаяся на земле со времен царя Ирода колонна указала мне путь. Кстати, бар этот — с роялем, покрашенным в белый цвет глубоко-матовой краской на основе эмульсии поливинилацетата Polisid израильской фирмы Tambour, — так вот, бар назывался «Рéга».

Рега — это больше чем слово. Это — слово-жест. Вернее, рега — это больше чем просто слово-жест. Это квинтэссенция еврейской души и символ израильской ментальности. Многие гении-неевреи пытались выразить то же самое. Гёте с его «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!», Высоцкий — «Я коней напою, я куплет допою, хоть мгновенье еще постою на краю»… Израильтянин же просто складывает кончики четырех пальцев с кончиком большого, поднимает руку и трясет полученной конструкцией перед вашей мордой. Это и означает рега. Некоторые используют только три пальца. Это тоже рега. С регой обращаются как к отдельному человеку: не мешай, дай мне секундочку, отъебись, пожалуйста; так и к миру в целом. Настоящий израильтянин может сказать этим жестом буквально все. Наверняка ты тоже использовал регу в конце шестого дня творения. Посмотрел на все тобою сотворенное — на тлю, людей, вомбатов, — увидел, что все это никуда не годится, ну, кроме тараканов Salganea taiwanensi, показал сотворенному миру регу и ушел от сотворенного куда подальше. В шабат. А сотворенное все ждет, когда эта твоя рега закончится. Среднестатистический официант-израильтянин так же себя ведет. Когда ты пытаешься выяснить, где твой заказ, а он продолжает болтать по телефону. Ты: извините, а он тебе, не дослушав, — регу. Ты начинаешь злиться: я жрать хочу, я уже полчаса жду, а он тебе снова регу, но более злую.

Но бар «Рéга» — это совершенно другое дело. Когда человек чувствует, что что-то воздуху мало, — он идет туда. Ветер пьет, туман глотает, пусть и с барной накруткой туман, а ветер зачастую разбавлен, но останавливаются кони, замирают черепаха и слоны, не слушают тугую плеть, а слушают меня, играющего на черно-белом рояле. Я не просто туда снова пришел, я стал туда приходить каждый день после работы на почте и играть — показывать миру регу. И этим спас если не мир, то себя — точно.

Сейчас я тоже показываю миру регу — мне надо успеть все рассказать. Как там у Владимира Семеновича? В гости к Богу не бывает опозданий. К тебе то есть. Ну, если ты, конечно, есть и ждешь меня в гости.

Будет холодно, надо бы тебе найти на зиму девушку

У меня, кстати, вопрос к тебе. У тебя там как — жарко? Ну, если это самое «там» вообще есть. Так вот: если это самое «там» есть — там жарко?

Я не просто так спрашиваю: несколько месяцев после встречи с голосом мобильной сети я мерз. И это никак не связано ни с сексом, ни с голосом. Просто через несколько месяцев после встречи с голосом мобильной сети наступила осень. А потом зима. Зимой в Израиле чертовски холодно. Вернее, не так