тут же спадает. Почему-то испытываю укол совести за то, что вообще могу позволить себе спать.

Впереди разворачивается завораживающее зрелище. Половину обзорной площади занимает бело-голубая поверхность еще одной планеты, бок которой ослепительным ореолом подсвечивает Цея, ставшая теперь к нам гораздо ближе.

Так вот она какая, землеподобная планета. Конечная точка нашего пути. Неведомый новый мир, который ищут все. За который каждый сатурнианец отдал бы жизнь.

Ведо садится в кресло рядом со мной и тоже пристегивается ремнями.

— Это опасно? — интересуюсь я. Планета гораздо больше любой из планет Сатурна. Приземление не обещает быть мягким. Капитан корабля только усмехается.

— Inaki adu mili ka ive a nemu, adu miliide kan arinem (Прим. авт.: Когда ты зашел так далеко, что не способен сделать еще один шаг, ты прошел лишь половину пути). Не бойся. Как видишь, у меня еще не было неудачных приземлений.

Я открыла было рот, чтобы спросить, а много ли их было вообще, но вся поверхность купола залилась белым светом, а корабль ощутимо дернуло вниз, так что мой желудок прилип к грудной клетке. Я судорожно вцепляюсь в ручки кресла.

Ослепительное сияние за куполом сменяется ровным свечением, исходящим откуда-то снизу. Над нами раскинулся градиент предрассветного неба, в котором одна за другой исчезают звезды, пока мы сами не исчезли в белой дымке облаков.

Дальше корабль тонет а них, как в бесконечно глубокой чаше с молоком. То слева, то справа нас ослепляет яркое пятно, в котором я угадываю Цею. Иногда “молоко” клубками завихряется у самой поверхности купола, а иногда занавесью расходится в разные стороны, словно открывая для нас ведущий вниз коридор.

В конце-концов молочная дымка рассеивается в воздухе. Ишияк загудел, заставив меня вздрогнуть, и перед глазами предстала поверхность таинственной Цеи-2.

— Невероятно! — я не удерживаюсь от восклицания. Мне хочется, как ребенку, дернуть своего попутчика за рукав и, тыча пальцем во все стороны, вопить от восхищения. Но я плотно прикована к креслу, так что все буйство эмоций приходилось переживать внутри.

Отдаленное подобие я мечтала когда-нибудь увидеть на Титане: живой ковер органики, покрывавший поверхность планеты. Так много разнообразных объектов я не видела никогда, и не думала, что увижу.

— Илма, дай сведения о среде снаружи, — просит капитан.

Программа зачитывает сводку по атмосфере, времени суток, температуре, дает отчет с биосканера.

Сейчас вторая половина дня. Довольно скоро закат. Среда безопасна.

Поды кресел ослабляют хватку и исчезают в них совсем.

— Идем, — кидает мне Ведо.

Мы перемещаемся в древесный холл, по центру которого уже зияет провал и платформа с посадочной камерой.

Мне одновременно и любопытно, и тревожно покидать свою клетку из корабельных стен, в которых я провела так много суток. По крайней мере прошлый опыт схождения с борта Ишияк был неудачным.

— А скафандры? — спрашиваю я, заглядывая в провал, но внизу только темнота.

— Ты же слышала Илму — снаружи безопасно, — отвечает Ведо, — к тому же, это все-таки обитаемая планета.

— И кто на ней обитает?

— Как правило, я, — невозмутимо сообщает он, — Илма, что с генераторами? Дай свет.

“Принято к исполнению”, - отвечает программа.

С минуту ничего не происходит, а затем раздается гул работающей техники, и провал освещается.

Ведо спускается вниз, я осторожно следую за ним.

К моему удивлению, мы вышли не на открытую поверхность планеты, а оказались в зале, напоминающем сатурнианские общественные модули: серые стены, несколько обшарпанные, боксы-органайзеры и встроенные системы жизнеобеспечения. Минуя автоматическую дверь, мы оказываемся в следующем помещении, выглядящим чуть более жилым. Обшивка стен выцветшего зеленого оттенка напоминает тканевую, а в комнате даже есть предметы мебели, правда, тоже встроенные.

— Что это за место? Где мы?

— Это колонизационный модуль моих родителей. Планета принадлежала им, — отвечает Ведо. Он по-хозяйски роется в одном из боксов и вытаскивает из него плазматор, затем открывает следующую дверь, и нас ослепляет дневной свет извне, — Идем.

Он выходит наружу. Я в нерешительности замираю на пороге. В нос ударяет пьянящее ощущение чистого, свежего воздуха. Над головой пронзительно голубое, с белыми прожилками небо. То, что я вижу, кажется и прекрасным, и опасным.

Ворота модуля выходят в густые посадки высоких растений. Их вид мне не знаком, хоть он не выглядят отличающимися принципиально от выращиваемых в оранжереях сатурнианских баз. Однако, я инстинктивно настораживаюсь — мне неизвестно, что скрывают эти заросли.

— Не бойся, здесь нет опасной фауны и флоры, — заверяет Ведо, — На планете очень мало суши, вся растительность завезена и модифицирована. На момент открытия собственная жизнь здесь только зарождалась, но там пока псевдомногоклеточная стадия, не ведущая к конфликтам. Ну, а если даже что-то и встретишь опасное, держи, пальнешь из плазматора. Пользоваться, думаю, умеешь.

Он вручает мне оружие и продвигается вперед, в глубь зарослей по едва заметной тропе. Это меня обескураживает.

— Эй, подожди, — я тоже решаюсь сделать шаг наружу и догоняю его, — Ты так просто даешь мне оружие? Не думаешь, что я могу пристрелить тебя?

— Надеюсь, ты помнишь, что случится с кораблем в случае моей смерти, — не оборачиваясь оброняет Ведо. Он двигается уверенно и целеустремленно. Это место ему явно хорошо знакомо.

— Да, но сейчас мы не в космосе, а на пригодной к жизни планете. Думаю, пусть даже потратив уйму времени, я в конце-концов смогу расконсервировать корабль и отправиться домой.

Это не проняло господина логгера.

— Поверь мне, ты не имеешь столько времени, чтобы быть способной разобраться с кораблем.

— Что ты имеешь в виду?

Ведо молчит.

Мы шагаем сквозь заросли хвойника по сухим опавшим иголкам, ковром застелившими всю обозримую поверхность. Я инстинктивно жмусь поближе к своему спутнику, непрестанно оглядываясь по сторонам и держа оружие наизготовку. В действительности, конечно же, у меня не было мыслей пристрелить Ведо. По крайней мере сейчас.

— А твои родители — они из правящей прослойки общества? — спрашиваю я.

— Что? — не понимает он, — Нет, с чего ты взяла?

— Ты сказал, что планета принадлежала им.

— Да, — соглашается Ведо, — по праву открытия. Они были своего рода авантюристами. Но Цея расположена слишком далеко от основных колоний, а у цивилизации Лиамеды нет недостатка в землях. Нерентабельно поддерживать колонию и на этой. Родители использовали систему Цеи как место своего уединения.

— Ты хочешь сказать, здесь больше нет людей?

— Надеюсь, что нет.

— Ну вы и подонки! Все сатурнианские государства глотки были бы готовы друг другу перегрызть, только бы заполучить в распоряжение хотя бы похожую по характеристикам планету. А тут — целый мир и принадлежит только двоим??

Ведо не отвечает. Он идет впереди, и я не вижу выражения его