демонстрация, хотя и довольно запоздалая, с учетом того, сколько всего уже изменилось. Верил ли кто-то из этих троих в свои собственные слова? Итальянцы обещали послать войска при необходимости защиты Бельфора, французы – при необходимости защиты Тироля. Но, по правде говоря, каждая из трех держав надеялась на помощь других, не помогая им в ответ; чужие трудности их только радовали.

Гитлер, со своей стороны, только что получил мощную психологическую поддержку. В январе 1935 г. в Сааре, отторгнутом от Германии в 1919 г., состоялся плебисцит, призванный определить его дальнейшую судьбу. Населяли Саар преимущественно промышленные рабочие – социал-демократы или католики. Они вполне представляли, что их ждет в Германии: диктатура, разгром профсоюзов, преследование христианских конфессий. И тем не менее на бесспорно свободном референдуме 90 % жителей Саара проголосовали за присоединение к рейху. Это доказывало, что притягательность немецкого национализма в Австрии, Чехословакии и Польше будет непреодолимой. С такой силой у себя за спиной Гитлер мог не обращать внимания на старомодные дипломатические маневры. Менее чем через месяц после конференции в Стрезе он отказался от соблюдения последних остававшихся в силе пунктов Версальского мира в части разоружения, «учитывая, что другие державы не выполнили возложенного на них обязательства разоружиться». При этом он обещал уважать территориальные положения договора и локарнские соглашения. «Искусственная» система безопасности была мертва – яркое доказательство того, что система не может заменить действий, а может лишь создавать для них возможность. Всего за два с небольшим года Гитлер избавился от ограничений на вооружение Германии, ни на секунду не столкнувшись с реальной опасностью. Опыт этих двух лет лишь подтвердил то, что он уже и так знал по опыту политической борьбы в Германии. Он верил, что выигрывает всегда тот, у кого крепче нервы, и что его «блеф» – если это вообще был блеф – никогда не разоблачат. Отныне он будет двигаться вперед с «уверенностью лунатика»[33]. События следующих двенадцати месяцев только укрепят эту его уверенность.

Глава 5

Абиссинский кризис и конец локарнской системы

Версальская система сошла в могилу. Все, за исключением французов, ликовали, ибо на ее место заступила локарнская система: немцы ее добровольно приняли, а Гитлер только что добровольно подтвердил. Англичане показали, что они думают о «фронте Стрезы», немедленно заключив с Гитлером сепаратную сделку, ограничивавшую размер германского флота (по-прежнему практически не существовавшего) третью от их собственного. Этот шаг можно оправдывать как разумную попытку сохранить систему военно-морских ограничений после провала Конференции по разоружению; однако он вряд ли соответствовал принципу приверженности договорам, о котором только что заявили страны – участницы Стрезской конференции. Французы восприняли Англо-германское военно-морское соглашение с огромной обидой: они утверждали, что Гитлер был уже на грани капитуляции, когда британцы, развалив единый фронт, вернули ему присутствие духа. Этой точки зрения французские историки придерживаются до сих пор, несмотря на то что немецкими документами она не подтверждается; Гитлер, скорее всего, просто спокойно дожидался, пока фронт Стрезы развалится сам собой.

Его расчеты в очередной раз оправдались. Конференция в Стрезе была призвана создать прочный альянс для отпора агрессору. Вместо этого она позволила начаться событиям, которые разрушили не только этот альянс, но и Лигу Наций, а вместе с ней и всю систему коллективной безопасности. В центре этих событий оказалась Абиссиния. Внешняя их канва ясна, а вот подоплека и значение до сих пор в какой-то степени остаются загадкой. Абиссиния – давний объект притязаний Италии, которая в 1896 г. потерпела там катастрофическое поражение в битве при Адуа. В громогласных речах фашистов всегда звучал мотив отмщения за Адуа, но в 1935 г. вопрос о такой мести стоял не острее, чем в любой другой момент после прихода Муссолини к власти в 1922-м. Положение в Италии не требовало войны. С политической точки зрения фашизм был в безопасности, а экономическая ситуация в Италии благоприятствовала миру, а не связанному с войной искусственному росту. Дипломатическая позиция Италии в отношении Абиссинии тоже, по-видимому, не подвергалась риску. Хотя в 1925 г. Абиссинию приняли в Лигу Наций, это произошло по инициативе Италии – с целью пресечь предполагаемую экспансию Великобритании; именно англичане заявляли, что Абиссиния была страной слишком варварской, чтобы присоединиться к цивилизованному сообществу в Женеве. И Великобритания, и Франция признавали Абиссинию «сферой интересов» Италии, и договоренности в Стрезе дополнительно это подтвердили. Возможно, итальянцев встревожили присутствие в Абиссинии американских коммерсантов и радушный прием, оказанный им императором Хайле Селассие. Но это лишь предположение. Сам Муссолини утверждал, будто хотел воспользоваться тем благоприятным обстоятельством, что Италия была хорошо вооружена – во всяком случае, теоретически, – в то время как перевооружение других держав еще только начиналось. Особенно он напирал на неизбежное в будущем возобновление угрозы для Австрии со стороны Германии. Италия, как он себе это представлял, должна была немедленно захватить Абиссинию, чтобы к тому моменту, когда Германия перевооружится, итальянские войска уже снова стояли на перевале Бреннер, готовые защищать Австрию. Такое объяснение представляется нелепым. Если бы Австрии что-то угрожало, Муссолини, все всякого сомнения, должен был бросить все силы на ее защиту, а не отвлекаться на Абиссинию. Возможно, он чувствовал, что рано или поздно потеряет Австрию, и в качестве утешения ухватился за Абиссинию. Но вероятнее всего, ему вскружила голову милитаристская бравада, прибегать к которой он начал сам и в которой Гитлер теперь его переигрывал.

Так или иначе, по причинам, которые до сих пор трудно понять, в 1934 г. Муссолини решил завоевать Абиссинию. В январе 1935 г. Лаваль посетил Рим и поддержал его в этом намерении. Лаваль стремился перетянуть Муссолини на свою сторону и, несомненно, был щедр на любезные речи. По одной из версий, он одобрил притязания Италии при условии, что контроль над Абиссинией будет установлен мирным путем, подобно тому как якобы Франция установила контроль над Марокко. По другой версии, Лаваль обещал, что Лига Наций, если ей придется вмешаться, не допустит ущерба Италии – в частности, не будет препятствовать нефтяному импорту в страну. Похоже, эта история была состряпана позже, когда эти санкции действительно ввели; в январе 1935 г. Лаваль не мог предвидеть такого развития событий. Вероятнее всего, он лишь в общих чертах поддержал Муссолини, чтобы его задобрить. Конференция в Стрезе давала Муссолини шанс прощупать позицию англичан. Но сделал ли он это и если да, то к каким выводам пришел, сказать невозможно. По одной из версий, Муссолини обсудил с Макдональдом и Саймоном различные вопросы европейской политики, а затем спросил, не хотят ли англичане поговорить о чем-нибудь еще. Те покачали головами, из чего Муссолини сделал вывод, что они не возражают против его абиссинской авантюры. С другой стороны, известно, что британских министров в Стрезу сопровождал специалист по делам Африки из министерства иностранных дел; трудно поверить, что он не нашел что сказать итальянским коллегам. Как бы то ни было, британцы не могли игнорировать тот факт, что Италия наращивает вооружения в Красном море. Для изучения последствий в министерстве был сформирован комитет, который доложил, что завоевание Абиссинии Италией не затронет имперских интересов Великобритании.

Правда, оставался один неудобный момент: Абиссиния была членом Лиги Наций, а британское правительство не хотело повторения сложностей, вызванных действиями Японии в Маньчжурии. Для начала, оно всей душой желало сохранить Лигу в качестве направленного против Германии инструмента принуждения и примирения. Кроме того, свободу его действий все сильнее сковывало британское общественное мнение. Пропаганда в пользу Лиги Наций и системы коллективной безопасности как раз достигла апогея. Два этих словосочетания разрешали множество моральных дилемм. Поддержка Лиги Наций позволяла выставлять себя альтруистами всем тем, кто в ужасе открещивался от защиты версальского урегулирования. Коллективная безопасность, которую совместными усилиями должны были обеспечивать 52 государства, сулила возможность противостоять агрессии без необходимости наращивать вооружения для самой Британии. Осенью 1934 г. в ходе общенационального опроса, неудачно названного «плебисцитом мира», 10 млн жителей страны высказались за экономические меры (а 6 млн – даже и за военные) против любого агрессора, осужденного Лигой Наций, – позиции, весьма далекие