Но почему-то получив эту самую возможность побыть наедине, Шарлинта не обрадовалась, а совсем упала духом. Сняв пробу с вполне приличного, хотя и далекого от изысканной дворцовой кухни, мяса, принцесса достала книгу из своего багажа и делала вид, что читает. Видимость девушка создавала скорее для себя самой, Икрей ее занятиями не интересовался. Принцесса бездумно пробегала глазами строки и переворачивала страницы, прочитанные слова в единый осмысленный текст не складывались в любом случае.

В конце концов, Лин сдалась. Закрыла книгу, закуталась в плащ и устроилась на крыльце. Бездумно смотреть можно было и на дорогу, на которой ближе к ночи должны появиться остальные амаинты. И как раз можно набраться смелости и признаться самой себе, что она привыкла к постоянному вниманию амаиров. Мало того, привыкла к его разнообразию.

На улице не было тихо. Звуки домашних животных, стук топора, какое-то металлическое бряцание, далекие разговоры, девичье пение — все эти отголоски сельской жизни принцесса слышала, но не видела, отгороженная пеленой мелкой мороси и темными для такого времени дня из-за непогоды сумерками. Надрывный детский плач где-то неподалеку разбавил пасторальную симфонию звуков. Плакал не младенец, ребенок явно был постарше. И почему-то взрослые не спешили его успокоить. Плач перерос в какой-то сдавленный рев с редкими хриплыми всхлипываниями.

Принцесса и сама не поняла, что именно заставило ее подняться. Что-то было неправильное в этой ситуации, тревожащее. Ребенок плакал так, как будто случилось какое-то большое горе.

Шарлинта помнила, что амаинты настоятельно просили не ходить в одиночку. Но с Икреем принцесса приняла тактику бездействия, решив, что первой навстречу не пойдет, и не заговорит в том числе. Поэтому и искать его Лин не стала. Прихватив свою сумку, все же оставлять ее без присмотра в незнакомом доме было неразумно, даже с учетом наложенных охранных заклинаний, девушка направилась туда, откуда доносился плач.

Улочка, на которую свернула принцесса, выходила к реке. Плач ребенка почти стих, но редкие горькие всхлипы слышались от небольшой добротной мельницы. Шарлинта остановилась у распахнутых ворот, ведущих на двор. Все указывало на то, что здесь живет рачительный хозяин — ровный крепкий забор, вращающееся без скрипа большое мельничное колесо, аккуратная поленница дров под широким навесом. Единственное, что выбивалось из этой идеалистической картины — лежащая посреди двора прямо на мокрой траве девушка в одной белой, запачканной по подолу чем-то темным, скорее всего кровью, рубахе. Возле девушки суетилась сгорбленная старушка со свертком в руках, рядом, все так же на мокрой земле сидели две девочки, босые, в простых полотняных платьях. Та, что постарше, Шарлинта не дала бы ей больше семи-восьми лет, держала распростертую на земле девушку за руку и что-то тихо шептала. Малышка лет трех, уткнувшаяся лицом в колени старшей сестры, громко икала и изредка горестно всхлипывала. Это ее скорбный плач привел принцессу к мельнице. Два здоровых, ростом, наверное, не меньше амаиров, мужика, попеременно появлялись на высоком крыльце мельницы и кидали на землю россыпью какие-то вещи. Шарлинта почувствовала слабый отголосок магии. Старшая девочка не просто держала девушку за руку, а пыталась лечить ее. Правда, магический потенциал ребенка был настолько мал, а испытываемые ей страх и голод настолько сильны, что назвать это лечением можно было только с очень большой натяжкой.

Принцесса откинула капюшон, открывая лицо, и шагнула к девочкам.

— Давай, лучше я, — мягко произнесла Шарлинта, стараясь не напугать детей еще больше.

Забрала из ладошки ребенка тонкие пальцы лежащей девушки и пустила маленький сканирующий импульс магии.

— Это ваша мама? — тихо спросила принцесса у детей, разглядывающих ее с бесхитростным любопытством.

Даже младшая оторвала от колен сестры зареванное личико. Шарлинта сосредоточилась на своих ощущениях. Вся боль девушки была стянута внизу живота.

— Это Иола, жена папы, — пояснил принцессе старший ребенок.

В этот момент сверток в руках старушки, наблюдающей за происходящим, но не вмешивающейся, слабо мяукнул, и у принцессы картинка случившегося сразу же сложилась.

— А ваш папа там? — кивнула она в сторону мельницы, одновременно снимая Иоле боль и усыпляя ее.

Как еще можно помочь только что родившей женщине, Шарлинта не знала. Ее слабые познания искусства лекаря эту область вообще не затрагивали, то ли потому, что особых способностей не нашли, то ли не сочли эти сведения необходимыми для принцессы.

— Папа умер, — тихо выдохнула младшая девочка и снова всхлипнула.

Лин не услышала, а скорее почувствовала чье-то движение позади себя. Окутала девочек и Иолу согревающим коконом и поднялась, поворачиваясь к приближающемуся мужчине лицом.

— Что здесь происходит? — холодно спросила принцесса, буквально разделяя каждое слово паузой, решив, что нападение лучше защиты.

Селянин сначала оторопел от подобного приветствия, замер на месте, а потом хрипло выдохнул:

— А ты еще кто такая?

Ответить сама девушка не успела. От ворот мельницы раздался голос, который Лин меньше всего ожидала услышать сейчас здесь.

— Ее Высочество Шарлинта Дерхайт старшая принцесса Веллории.

Пока остолбеневший селянин медленно переваривал полученную информацию, девушка обернулась, чтобы убедиться, что не ошиблась. Амаир быстро пересек двор и встал за спиной принцессы так близко, что она могла спокойно опереться об него. Серо-синие глаза обежали ее всю взглядом от растрепавшейся косы до мокрых носков сапожек. Что-то дрогнуло в этих глазах, осыпалось как осколки разбитой чашки, и Шарлинту затянуло в предгрозовую глубину.

— Так это, вашество, в наследство вступаем, — вымолвил, наконец, селянин.

Равенель хотел что-то спросить у мужика, но Лин чуть заметно качнула головой.

— Иола родила девочку? — уже зная ответ на этот вопрос, все-таки уточнила принцесса.

Селянин радостно закивал, явно испытывая облегчение, что давать подробные объяснения не нужно. В этот момент младенчик на руках старухи надрывно заплакал. Селянка, видимо, местная повитуха, попробовала было отдать ребенка матери, но Иола, благодаря магии, спала крепко. Тогда старуха подошла и буквально впихнула сверток в руки Шарлинте. Принцесса аккуратно подхватила младенца. Когда-то матушка доверяла ей подержать крошечную Наиэль.

— А ее семья далеко живет? И приданое где? — спросила девушка у мужика, рассматривая маленькое красное личико новорожденной.

— Сирота она, — будто выплюнув эти слова, ответил селянин. — А приданое вон, на земле валяется.

Тяжелая волна гнева взметнулась в груди Лин. Выкинули только родившую девушку на двор с младенцем, как ненужных щенков. Осенью, в дождь, на ночь глядя, только потому, что у Иолы родилась дочь, а не сын. Мальчик стал бы наследником, и никакие родственники не смогли бы выставить вдову с мельницы.