Принцесса накинула на печь полог тишины, нашла в багаже дорожный письменный набор и, по привычке обгрызая кончик самопишущего пера, начала сочинять пространственное послание советнику короля. Шарлинта настолько увлеклась, что не услышала, как вернулись амаинты. От неожиданного прикосновения к плечу девушка вздрогнула и подняла отсутствующий взгляд на потревожившего ее Равенеля.

— Ты так и не поела?

Амаир кивнул на нетронутую тарелку с уже остывшим ужином.

— Дай мне еще несколько минут, пожалуйста, я почти закончила.

Принцесса почти вернулась к недописанному свитку, но наткнулась глазами на литые мышцы на груди амаинта в свободно расшнурованном практически до пояса вороте рубахи. Нет, она видела ранее голые торсы двиртов во время их тренировок, но почему-то ни разу до этого не испытывала желания не только хорошенько рассмотреть, но и потрогать. Все мысли, которые еще секунду назад рвались на бумагу, куда-то исчезли из головы. Во рту пересохло, а внутри поднимался какой-то странный жар. Шарлинта настолько потерялась в собственных ощущениях, что не с первого раза поняла, что Трейвент что-то у нее спросил, мало того, она даже не сразу сообразила, что амаинт обращается именно к ней.

— Ты пишешь королю? — терпеливо переспросил средний амаир еще раз, а принцесса, глядя в его малахитовые глаза, залилась краской.

Он не только почувствовал ее эмоции, но еще и понял их раньше, чем сама Лин смогла найти название тому, что ощущает. Еще ни разу за неполные восемнадцать лет принцессе не было настолько стыдно, как сейчас. Внутри рос протест — думать громко нельзя, чувствовать нельзя, сохранить что-то в секрете — просто невыполнимая задача. Это сильно выходило за рамки вынужденного замужества в представлении Шарлинты. Это было не то, с чем она готова мириться.

Сжав затрещавшее от приложенных усилий перо, принцесса заставила себя вернуться к свитку.

— Нет, советнику короля, — выдохнула она, не поднимая головы и пытаясь поймать ускользающий смысл последнего написанного предложения.

«Ну же, Лин, соберись», — мысленно пинала себя девушка, борясь с дурнотой от зашкаливающего стыда и чувства вины.

Стыдно было не перед амаинтами. Стыдно было перед самой собой. Она — принцесса. Она должна всегда владеть собой. Должна быть сильной, спокойной и безупречной. Должна. Всегда кому-то должна.

Всколыхнувшийся гнев позволил дописать пару предложений, спокойно свернуть свиток и запечатать его магической печатью. Лин медленно убрала письменные принадлежности, не поднимая головы и не смотря на амаинтов, и вышла со свитком на улицу. Холодный воздух остудил залитые румянцем щеки. Магический вестник вспыхнул яркой россыпью в небе и исчез, забрав с собой послание советнику.

— Мне нужно с вами поговорить, — уже спокойно произнесла принцесса, вернувшись в комнату.

О необходимости этой беседы Шарлинта подумала еще в бане, когда мыла детей. Но начинать его с того вопроса, что высказала первым не собиралась. Он вырвался как-то сам, вопреки желанию и логике.

— Вы в качестве кого меня забрали?

Произнесла она эти слова абсолютно спокойно. Еще и кусочком холодного мяса зажевала, делая вид, что содержимое тарелки ее интересует куда больше, чем лица собеседников. Но наверное, это так и было. Еда действительно полностью завладела вниманием Шарлинты. А от амаинтов с их загадочными взглядами и непонятными поступками принцессы просто устала. Слишком много таинственности на одну ее маленькую персону. Кто-то из трехипостасных забрал у девушки тарелку с остывшим ужином и подставил другую, с еще теплым мясом. Шарлинта, наконец, подняла глаза. Трейвент.

— Спасибо.

Оглядела амаинтов внимательно. Собранные, напряженные, как будто воевать с ней надумали. Зачем только?

— В качестве невесты, маленькая.

Как только ее эмоции выходят за край, средний амаир аккуратно перетягивает их на себя. И каждый раз Шарлинта это ему позволяет. Сама. Личностные качества? Дар?

— Уверены, что не в плен? — уточнила спокойно, прожевав очередной кусочек мяса.

Взгляды то какие. Возмущенные, оскорбленные, непонимающие. Кто, во что и с какой целью с ней играет?

— Не в плен, — огласила вслух сама то, что взглядами передавали ей амаинты. — Так почему же тогда, если я пропадаю из зоны вашего внимания даже на полчаса, возникают подозрения о побеге?

Принцесса даже не возмущалась. Перегорело все. Лин уже успела пожалеть, что затронула эту тему. Глаза закрывались, а нужно было обсудить куда более важные вещи, чем ее уязвленное самолюбие. Да и странный разговор получается. С самой собой.

— Я могу пригласить к вам в дом Иолу с девочками?

Этот вопрос включил их эмоции. И голоса вернул, как по волшебству. Иначе как объяснить одновременное трехголосие:

— К нам.

Пришлось исправиться и повторить:

— К нам домой можно пригласить Иолу с девочками?

Шарлинта смотрела на Равенеля, отметив про себя, что рубашку он уже зашнуровал.

— Я могу, конечно, отправить в свое герцогство в Двиртийскую империю, но не знаю, как быстро дед сможет их забрать, — добавила девушка. — И я не знаю, захочет ли Иола к амаинтам, и отпустит ли староста девочек.

Тяжело беседовать с теми, кто слушает и молчит. Принцесса вздохнула и пересказала разговор с детьми. Вот и маски дрогнули, в глазах появились живые эмоции и почему-то жалость.

— Тебя тоже ведьмой обзывали? — короткий вопрос Равенеля снова заставил потерять все мысли.

«Так жалость не столько к детям, сколько к ней самой? А унижения почему-то не чувствуется. Или не всякая жалость унижает?» — Шарлинта с еле слышным стоном запустила пальцы в распущенные волосы, сжимая виски и пытаясь избавиться от подобных мыслей. От усталости казалось, что тело обложено чем-то мягким, что мешает нормально двигаться. Но амаинты смотрели на девушку с таким ожиданием, что проще было ответить и вернуться к теме обсуждения.

— Один раз. Те, кого статус принцессы не остановил. Братцы, — отрывисто кидая каждую короткую фразу, произнесла Лин. — Мне было пять, им по двенадцать. Розовый куст редкого сорта, в который они улетели, садовнику восстановить так и не удалось. До сих пор мне это вспоминает. Надеюсь, теперь мы можем поговорить об Иоле и девочках?

Лин подняла глаза, откидывая назад растрепанные волосы. От взглядов амаинтов захотелось снова спрятаться и почему-то плакать.

— Не надо больше ничего спрашивать сейчас, — хриплым усталым шепотом попросила девушка.

И, кажется, амаиры, наконец, поняли, что принцесса не уснула за столом только из чистого упрямства. Равенель осторожно подхватил девушку на руки и отнес на один из тюфяков, приготовленных на полу.

— Ты можешь приглашать к нам в дом, кого захочешь. Ты — амаира. Спи, маленькая.

Запах свежего сена укутал девушку, она свернулась калачиком, подтягивая расстёгнутый плащ на себя. Голос Равенеля доносился, как что-то далекое, успокаивающее, баюкающее. Его прикосновения были бережными, едва ощутимыми — снял сапоги, поправил плащ, служащий одеялом, откинул с лица пряди волос, легко коснулся виска губами. А может это был уже и сон.