class="p1">От пистонов К. переходит к куда более травмоопасной мальчишеской забаве – бросанию в воду кусочков карбида кальция, то есть применявшегося в первую очередь в строительстве, при сварке металлов, соединения кальция с углеродом. Бурно окисляясь при соединении с водой, карбид выделяет горючий и взрывоопасный ацетилен, а сильный характерный запах, напоминающий о тухлых яйцах, обусловлен наличием в карбиде примесей. Ср. начальные стихи ст-ния К. из его цикла «Младенчество», в которых акцентируется именно тема резкого запаха карбида: «Карбида вожделенного кусочки / со стройки стырив, наслаждайся вонью, / шипеньем, синим пламенем от спички / в кипящей луже, в полдень, у колонки» (Кибиров 2001: 151). Далеко не все забавы детей и подростков с карбидом были столь невинными и кончались так мирно. Иногда итогом становились взрывы и, как следствие, оторванные пальцы. Поэтому играть с карбидом взрослыми строго запрещалось, что, наряду с нелегальностью получения этого вещества, только увеличивало его притягательность в глазах детей[48]. Карбид упоминается и в поэме К. «Сортиры» (1991): «Но опять звенит оса, / шипит карбид, сияют небеса» (Кибиров 2001: 181).

32

горем луковым и огурцом,

Словосочетание в начале этого стиха может считаться одним из самых выразительных во «Вступлении» к СПС примеров того, что не все элементы перечня, из которых этот текст состоит, должны пробуждать в читателе воспоминание о конкретном запахе. Чем пахнет «горе луковое» (хотя лук, конечно, пахнет)? С другой стороны, если предположить, что подразумевается, например, муж-пьяница, закусывающий водку соленым огурцом, но все-таки с иронической лаской называемый женой «горем луковым», это словосочетание приобретет вполне конкретный запах (алкогольного перегара). Отметим и некоторую нарочитость идиомы «горе ты мое луковое». Так говорили и говорят в книгах и фильмах, но почти никогда в реальных жизненных обстоятельствах. Ср. также в ст-нии К. «К вопросу о романтизме» (1989), где запах лука вызывает у говорящего слезы: «И вдруг от соседей пахнуло картошкой, / картошкой и луком пахнуло до слез» (Кибиров 1994: 272).

33

бигудями буфетчицы Лиды,

Бигуди (от фр. bigoudi) – это приспособление для завивки волос, весьма трудозатратное пользование которым мемуаристка описывает так: «Бигуди делались из металла и из пластмассы. Волосы на них накручивали, предварительно разогрев бигуди в кипятке, для лучшего эффекта закручивания. У моей мамы была специальная кастрюлька, в которой она варила пластмассовые бигуди. Специфический запах горячей пластмассы помню очень хорошо» (ЖЖ11). Другая мемуаристка эти сведения несколько уточняет: «Кипятят только термобигуди, которые имеют либо пластмассовую оболочку с шипами, либо металлическую без оных, и нафаршированы чем-то вроде парафина, который остывает минут 20–25, только это время женщина с ними и мучается. Были варианты алюминиевых бигудей с дырочками и резиночками, а также резиновых с резиновыми резиночками» (Там же). Что касается запаха, то здесь можно допустить метонимию: пахнут не бигуди, а завитые на бигуди волосы (слово «бигуди» употреблялось в этом значении для описания прически). Это – вполне реалистичная гипотеза, если предположить, что Лида не пользовалась бигудями, а обратилась к более прогрессивной химической завивке. Ср. в песне Галича о «принцессе с Нижней Масловки» (1967) [10]: «Душнеет в зале, как в метро / От пергидрольных локонов» (Галич: 206).

Кадр из к/ф «Полосатый рейс»

Комментируемый стих представляет собой средоточие мотивов, окутывавших «простую» советскую женщину в кино и литературе. Вспомним хотя бы о сцене встречи Тамары и Ильина в ностальгическом фильме Н. Михалкова «Пять вечеров» (1978), поставленном по одноименной пьесе А. Володина. Махнувшая рукой на свою женскую судьбу героиня Л. Гурченко встречает героя С. Любшина в бигуди, что считалось плохим тоном.

Кадр из к/ф «Пять вечеров»

Буфетчицы также во множестве населяли книги и фильмы авторов, живших в Советском Союзе. Не забудем об одной из первых киноролей А. Фрейндлих, сыгравшей буфетчицу в кинокомедии «Полосатый рейс» (1961, реж. В. Фетин), о сатирическом образе буфетчицы Ленули из пьесы В. Аксенова «Всегда в продаже» (1965) (самым прославленным исполнителем этой роли стал О. Табаков, игравший ее в постановке театра «Современник»), о «суке рублевой» «буфетчице Тамарке» из песни Галича «На сопках Манчжурии» (Галич: 117) [11] и о буфетчице Клавке из романа Г. Владимова «Три минуты молчания» (1969). Даже из этого перечисления видно, что буфетчицу при обращении к ней и в разговоре о ней, скорее всего, называли не «Лидой», а «Лидкой», «Лидком» или «Лидусей». К. этого не учитывает, конечно, не ради рифмы, а, возможно, ради того, чтобы читатель вспомнил знаменитое ст-ние Я. Смелякова «Хорошая девочка Лида» (1940), которое читает потенциальной возлюбленной главный герой знаменитой кинокомедии Л. Гайдая «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» (1965). Ср. прямую отсылку к этому ст-нию в «Русской песне» (1989) К.: «И побоку злость и обиды, / ведь в этой великой стране / хорошая девочка Лида / дала после танцев и мне!» (Кибиров 2001: 116). Можно вспомнить еще о том, что имя Лидия носит актриса Федосеева-Шукшина, воплотившая сразу в нескольких фильмах своего мужа, кинорежиссера, актера и прозаика В. Шукшина, образ идеальной русской «простой женщины».

34

русским духом, и страхом, и мхом

Пушкинская формула «русский дух» из вступления к «Руслану и Людмиле», вероятно, связывается здесь со сказочными страхами русского леса, описанными там же. Однако еще более важным для этого стиха поэтическим фоном является страшное ст-ние О. Мандельштама «Неправда» (1931) с его стихом «Тишь да глушь у нее, тишь да мша…» (Мандельштам 1967: 165) (устное наблюдение Г. А. Левинтона).

35

Заскорузлой подмышкой мундира,

Попытки некоторых читателей «Вступления» увидеть в последовательности упоминания запахов в этом тексте жесткую логику, заданную этапами жизненного пути автора, кажутся не слишком убедительными. Тем не менее элементы подобной логики во «Вступлении» все же прослеживаются. В частности, в комментируемом стихе, с одной стороны, продолжена тема детства (автор поэмы, напомним, – сын офицера), а с другой – начата тема его собственной (и подавляющего большинства мужчин Советского Союза) службы в армии. Ср. в автобиографической поэме К. «Элеонора» (1988) о его солдатском опыте: «Мне было 20 лет. Засохший пот / корой белел под мышками» (Кибиров 2001: 84). По воспоминаниям одного из младших современников поэта, «летом пот проступал под мышками гимнастерки так быстро, что ее приходилось застирывать по нескольку раз в день» (ЖЖ12). Отметим особого рода ассоциативную связь, соединяющую этот стих с двумя предыдущими: от косвенного описания волос – через описание похожего на волосяной покров тела мха (ср. также поддерживающую эту метафору паронимию «мох/мех») – к косвенно подразумеваемому описанию покрытой волосяным покровом части тела.

36

и гостиницей в Йошкар-Оле,

Может показаться, что здесь подразумевается запах не столько в конкретной гостинице в столице