— Прекрасно, — сказал Гартунг, наклонивголову. — Главное — не переборщить, не превратить в полную карикатуру…Впрочем, я вижу, вас не следует учить… Вам потребуются деньги на экипировку?

— Ни копейки. Мне выделены вполне достаточные казённыесуммы, достаточно навестить отделение банка, счёт номерной…

— Если только возникнет необходимость, обращайтесь безстеснения, мои фонды полностью к вашим услугам.

— Право, нет нужды, — сказал Бестужев, про себяраздражённый лёгкой приторностью этой сцены, напоминавшей незабвенные беседыгоспод Чичикова и Манилова. — Деньги в моем распоряжении и правдасолидные. Аркадий Михайлович, по-моему, теперь самое время поговорить о деле,коли мы покончили со всем житейским…

Гартунг аккуратнейшим образом притушил окурок сигары внебольшой медной пепельнице в виде вогнутого кленового листа.

— Да, разумеется, — сказал он. — В делахнаших, увы, нет ничего срочного, требовавшего бы немедленного обсуждения,потому я и позволил себе отвлекаться на житейские мелочи. Итак, АлексейВоинович… Я, кажется, знаю, зачем Гравашолю аппарат Штепанека. Я до сих пор неимею стопроцентной уверенности, у меня нет конкретных агентурных донесений,которые прямо сообщали бы, что Гравашоль именно этим намерен заняться, но, еслипроанализировать всё, что нам известно, сделать логические выводы и отсечь всёнесообразное… Через неделю во Францию должен прибыть высокий гость…

Он взял со стола французский иллюстрированный журнал и молчапоказал Бестужеву первую страницу, украшенную фотопортретом величественногомужчины средних лет с безупречными усами, чья грудь была украшена такимколичеством высших орденов нескольких европейских держав, какое свойственнотолько коронованным особам.

— Ах, вот как… — сказал Бестужев сквозьзубы. — Даже так?

— Я прилежно изучил всё, что нам — и нашим французскимамфитрионам — известно о Гравашоле, — сказал Гартунг. — Достоверноизвестно, что он с давних пор согласно анархической доктрине прямо-таки мечталсовершить покушение на какое-нибудь особо высокопоставленное лицо. ПрезидентФранцузской республики, — Гартунг неподражаемо улыбнулся, — егоотчего-то не интересует. Нисколечко…

Бестужев тоже позволил себе усмехнуться:

— Да, если быть чуточку циником, то французскийпрезидент — мишень, прямо скажем, второсортная для такого матёрого волка, какГравашоль…

Улыбаясь одними глазами, Гартунг кивнул:

— Уж если быть циниками, которых к тому же сейчас неслышит ни одна живая душа, — мишень не то что второсортная, а, пожалуйчто, и вовсе десятого сорта… Его величество, — он показал глазами нажурнал, — дело другое. Его страна, конечно, не входит в ограниченное числовеликих держав, но всё же, согласитесь, следует сразу за ними в некоейнеписаной табели о рангах. Вот именно. Если принять извращённую логикутеррористов, король — достойная мишень для столь самовлюблённого деятеляподполья, как Гравашоль. По моим сведениям, он поддерживает самые тесныеотношения с представителями некоторых самых крайних анархических течений встране его величества, и вот уже две недели как наши агенты — и там, и здесь —отмечают значительное оживление контактов и связей меж этими господами по обестороны границы.

— Визит будет официальным? — спросил Бестужев.

— В том-то и беда, Алексей Воинович, в том-то и беда…Сугубо официальный визит, обе стороны намерены провести серьёзнейшиепереговоры… по слухам, — он вновь неподражаемо улыбнулся, — касаемоболее согласованной и более жёсткой политики по отношению к Германской империи.Сугубо официальный визит. Вам нужно объяснять, в чём с нашей точки зренияскверная сторона подобной поездки?

— Нет нужды, — сказал Бестужев. — Коли ужвизит официальный, его величество прямо-таки обязан будет жить в точноопределённых резиденциях, посещать точно определённые здания, даже поездки погороду, то есть их маршруты, порой носят характер обязательности…

— И это самое уязвимое место, — кивнулГартунг. — Я рискнул сделать предположение, что аппарат ШтепанекаГравашолю понадобился именно затем, чтобы устроить наблюдение за… я пока что незнаю, за каким именно местом, но, безусловно, одним из тех, где его величествобудет находиться достаточно долго, чтобы можно было спланировать покушение.Меры безопасности во время таких визитов вам тоже наверняка известны. В этомслучае телеспектроскоп имеет громадное преимущество перед биноклем илиподзорной трубой — на лиц, ведущих наблюдение с помощью таких оптическихустройств, полиция обратит особое внимание… а вот телеспектроскоп можно, какявствует из вашего же подробного отчёта, замаскировать так, что самаябдительная и опытная охрана его не заметит — а вот анархисты наблюдения смогутвести круглыми сутками фигурально выражаясь, конечно, я помню, что в темнотеаппарат бессилен так же, как и человеческий глаз… Разумеется, это не более чеммоя догадка, но в ней, смею думать, есть резон…

— Да, безусловно, — медленно сказалБестужев. — Другой надобности у Гравашоля просто-напросто быть не может.Всё складывается, как кусочки китайской головоломки. Визит венценосной особы,вожак анархистов, одержимый идеей обессмертить себя на их уродливый манер, ивдобавок — телеспектроскоп… Нужно сориентировать французов на эту возможность…

— Вы полагаете, я до сих пор этого не сделал? —усмехнулся Гартунг без тени обиды. — Ну разумеется… И тем не менее, дажерасполагая моими данными, полиция ненамного продвинется вперёд. Не существуетфизической возможности выявить все закрытые окна на возможном пути следованиякороля… или, скорее уж, в окрестностях его резиденции… за которыми можетрасполагаться телеспектроскоп. Нужно ловить. Нужно их взять.

— Что вы предприняли?

— Вся агентура, коей я располагаю, поднята наноги, — сказал Гартунг. — Равно как и вся агентура, какой располагаютфранцузы, в первую очередь бригада по розыску анархистов. Разумеется, самымнадёжным и действенным было бы послать на пограничную станцию роту жандармов,блокировать поезд, едва он пересечёт границу, оцепить так, чтобы мышь непроскочила, устроить тщательнейший обыск во всех вагонах, на всех грузовыхплатформах, задержать всех подозрительных, кто только покажется хотя быотдалённо похожим на изменившего внешность Гравашоля. Да, безусловно, это былобы самое лучшее. Но реальность, увы, нам этого не позволит. Подобная акция,согласитесь, была бы невозможна и в России, даже будь властям предержащимпрекрасно известна наша информация… Верно?

— Да, пожалуй, — кивнул Бестужев. — Естьнеписаные правила… На подобное пошли бы разве что в случае военных действий…

— Вот то-то и оно, — печально развёл рукамиГартунг. — Во Франции подобная эскапада тем более невозможна — то естьнаши местные коллеги на неё пошли бы без малейших моральных препон, спревеликой охотой — но это потребует санкции властей, а власти никогда на такоене согласятся, моментально вспомнят о реакции общественного мнения, газетчиках,запросах в парламенте и прочих неудобствах, с коими вы великолепно знакомы изсобственной практики… В особенности здешние власти — временные, выборные,трясущиеся за свои кресла, способные опрокинуться в результате газетной шумихиили парламентской бури в стакане воды… Ох уж эти французишки с их либерализмом!А впрочем, как я уже говорил, власти российские тоже не решились бы на стольрешительную акцию…