Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда последний из ведьмаков упал на землю и больше не поднялся, Атэ медленно, будто трезвея, оглядел поле боя. Какая-то телега в паре шагов полыхала, грозя пожаром местным баракам. Тут и там валялись осколки льда. Атэ вздохнул, чувствуя, как эмоции вновь начинают заполнять его, словно опустевший сосуд. Он подошёл к ближайшему ведьмаку и, перевернув тело носком сапога, занёс ногу, чтобы наступить ему на горло.
– Постой – тихий голос, приятный, будто шорох листвы или треск поленьев в костре.
Он огляделся, но не увидел никого.
– Не играй с удачей, – произнёс голос. – Не впускай в себя злобу.
Атэ снова огляделся. В пламени, в котором окончательно потонула крестьянская повозка, медленно проступили контуры красивого лица. Оно могло принадлежать как мужчине, так и женщине. И оно было зыбким, как неверный свет свечи. Лишь губы были четкими и двигались, продолжая говорить что-то. Атэ уставился на них, замерев. Демон – а это был именно он, Атэ не сомневался – нахмурился.
– Ты видишь меня? – в голосе прозвучало удивление.
– Что-то похожее на тебя я точно вижу, – Атэ оставил в покое ведьмака и сделал шаг по направлению к телеге.
– Так быстро, – выдох… Или просто ветер колыхнул огонь?
– Ладно. Главное, береги её. Хорошо?
– Что?
– Подари ей немного покоя, и она подарит тебе мир.
Атэ начинал понимать, о ком говорит Изначальный.
– Расскажи мне о ней, – выдохнул он, неожиданно для самого себя.
– Не сейчас.
Существо начало блекнуть.
– Иди… Она ждёт…
Голос стих, и зыбкое лицо исчезло совсем.
* * *
Весь путь до поместья Атэ проделал галопом, впрочем, предварительно порядком покружив, опасаясь погони. Опять зарядил мелкий дождь, отравляя Атэ и без того мерзкое настроение. Несколько раз он пытался мысленно связаться с Рэной, но ничего не получалось. То ли он сам не мог толком сконцентрироваться. То ли магесса не желала с ним говорить.
Порог материнского особняка Атэ переступил ближе к вечеру. Вздохнул свободно, как никогда радуясь этому дому, и тут же оказался погребён под ворохом запахов. Прежде всего, пахло лекарствами. Затем – какой-то малоаппетитной едой. И еще примешивался какой-то запах, который он часто встречал, но никогда не мог зафиксировать. Атэ это не понравилось. Не зная, чего ждать, он решил начать обследование с кухни.
На чугунной плите дымился котелок с бурым варевом. Флора стояла рядом и медленно помешивала в нём поварёшкой. Обе руки её были забинтованы – одна до запястья, другая по локоть, а лицо расцарапано. При появлении ведьмака Флора подпрыгнула и яростно отшвырнула половник в сторону.
– Изначальные, это ты, – выдохнула она. – Ты почему не сказал, что твоя собачонка взбесилась? Я бы хоть поводок прихватила.
Атэ дёрнулся, будто от удара, и с трудом заставил себя вспомнить, что перед ним самый дружелюбный человек в мире – правда, с самым длинным и ядовитым языком.
– Что случилось? – спросил он жёстко, обрывая поток возмущённых ругательств.
– Я всего лишь пыталась её накормить. Ты же сам сказал, она даже вилкой толком есть не может. Эта тварь твою вилку всадила мне в руку по самый венчик. Ну, я же не дура совсем – треснула ей по морде, чтоб головой думала. Она набросилась на меня, видимо, хотела глаза выцарапать. Я отшвырнула её и пошла пройтись. Успокоилась. Думаю, ну ладно, что спросить истерички. Сварила ей кашу на ужин. И только ради тебя, Атэ, заметь – пошла еще раз попробовать. Принесла ей целую миску – так она её всю на меня вывалила. Каша горячая, как кочерга, хорошо на лицо не попала. Я теперь меч неделю взять не смогу.
От каждой следующей фразы у ведьмака холодело внутри. И, видно, лицо его стало таким, что Флора снова ухватилась за поварешку.
– Но я ничего ей не сделала, Атэ. Даже после этого. Видишь, стою, завтрак для неё варю…
Не дослушав до конца, капитан вышел в коридор и прошёл к спальне. Вошёл внутрь и захлопнул дверь перед самым носом бегущей по пятам Флоры. Оглядел место преступления. Рэны нигде не было. Наугад Атэ шагнул к стенному шкафу и распахнул дверь. Магесса сидела в самом углу, обняв колени руками, и мерно раскачивалась. Услышав хлопок, она вся скукожилась, плотнее вжимаясь спиной в стену, и знакомым до боли жестом вскинула руки, защищаясь от удара.
Атэ не понимал, что произошло. Ещё утром, после самого страшного из кошмаров, Рэна казалась вполне вменяемой. Или это была лишь фантазия, и магесса не разговаривала с ним? Атэ присмотрелся, пытаясь понять, что изменилось. Губы Рэны мерно двигались. Он осторожно повторил её движение и понял смысл фразы: «Я жду». Атэ почувствовал себя так, словно его плетью вытянули. Он кинулся к магессе и охватил ладонями изящные руки, отводя их от изрезанного шрамами лица.
– Рэна, – тихонечко позвал он.
Никакой реакции. Атэ присел на корточки и прижал ледяные пальцы Рэны к своим губам. Только слабая дрожь в ответ.
– Рэна, я здесь, – он огладил волосы магессы, но та не реагировала.
Тогда Атэ сел, опустил голову на колени чародейке и позвал теперь уже мысленно:
«Рэна».
«Да», – тут же отозвался слабый голос, как будто Рэна была далеко-далеко.
«Рэна, ты будешь говорить со мной?»
«Да. Я всегда буду с тобой говорить, если только ты будешь слушать».
«Ты в порядке, Рэна?» Магесса не ответила.
«Рэна?» – спросил Атэ еще раз. «Атэ? Когда ты придёшь?»
«Рэна… Я здесь… Я держу твои руки. Моя голова у тебя на коленях».
«Ты лжёшь». «Рэна…»
Дверь за спиной ведьмака хлопнула, нарушая хрупкое единение. Атэ чуть было не подпрыгнул. Сегодня Флора злила его, как никогда.
– Ну что, убедился? – спросила она.
– Когда это началось?
– Да чёрт его знает. Я зашла утром, а она сидит вот так, как овощ.
– Флора, – сказал Атэ с тихой угрозой, – заткнись. Не доводи до греха.
Флора отпрянула. Она впервые видела у капитана такое выражение лица.
– Уйди, я тебя прошу.
– Да, кэп, меня уже нет, – она поспешно ретировалась в коридор.
Атэ провёл рукой от виска чародейки до подбородка. Встал, подхватил её на руки – магесса не весила почти ничего – и вышел в коридор. Прошёл на веранду, спустился по лесенке и усадил на скамейку, а сам устроился рядом, так, чтобы голова магессы лежала у него на коленях. Взял руки Рэны в свои и прижал к груди.
{«Рэна»}, – снова позвал он.
{«Да».}
{«Что произошло, когда я ушёл?»}
Некоторое время царила тишина. Потом в пустоте прозвучало:
{«Я устала».}