{«Не понимаю. Объясни».}

Ещё несколько секунд молчания, а затем на Атэ обрушился поток ощущений.

Руки. Чужие. Касаются тела тут и там. Голос – грубый. Руки щупают повязку. Касаются шрамов. Заставляют открыть рот. Потом приносят еду. Она не будет есть. Она больше не может. Устала.

{«Хватит, Рэна! Хватит!»}

Атэ тяжело дышит.

{«Ты чувствуешь капли дождя?»} – спрашивает он.

Рэна молчит.

{«Они ползут по твоим щекам. Так красиво. Жаль, что ты не видишь, } – он проводит пальцами по макушке Рэны. – {А теперь я глажу твои волосы. Только я, Рэна. Я никому больше не позволю тебя трогать. А сейчас я поцелую тебя. Хочешь это почувствовать? } – он ощущает напряжение, где-то внутри и далеко, и видит, как одновременно учащается дыхание магессы. – {Я сделаю это, только если ты ответишь, хорошо, Рэна?»}

– Да…

Атэ не замечает, что последнее слово звучит уже вслух. Он выполняет обещание и встречается губами со своей чародейкой.

* * *

Атэ долго сидел, просто поглаживая волосы магессы. Голова Рэны лежала у него на коленях, уткнувшись носом в живот. Атэ думал о том, что обещал сегодня магистру Артарию. И о том, что может противопоставить один ведьмак всей тайной полиции. Потому что снова предать это безумно привязавшееся к нему создание и до конца жизни наблюдать во сне, как оно корчится в муках, он не видел никакой возможности.

– Объясни мне, что случилось. Ведь когда я уезжал, ты была…

– Нормальной? – Рэна усмехнулась.

Ате примолк. Нельзя было ждать «нормального» поведения от человека, который несколько лет прожил в аду. От человека, для которого каждый гость был новым демоном, способным лишь нести новую боль. Флора не была мужчиной, но она была чужой, и от нее тоже пахло итой… Атэ мог бы догадаться, что появление в доме способно стать для магессы шоком. Но он не подумал об этом и теперь чувствовал себя виноватым.

– Что мне сделать для тебя? – спросил Атэ, всё еще оставаясь на грани задумчивости.

Рэна повернула голову к нему.

– Ты не согласишься.

Атэ взял в руки кисть магессы. Он не стал искать отмычку. Просто представил, как падает на землю уродливое украшение, приник губами к обнажённой коже запястья. Рэна резко выдохнула. То же самое повторилось со второй рукой. От неожиданности чародейка села. Потом встала и остановилась в полуметре от сидящего ведьмака, потирая запястья. Атэ с опаской наблюдал за её действиями. Если чародейка не врала, сил её хватило бы сравнять усадьбу с землёй. Рэна слегка приподняла руки и свела их перед собой. Замерла, ожидая чего-то.

– Атэ? – голос чародейки дрогнул. – В моих руках что-то есть?

Атэ не ответил. Чародейка повторила жест. Затем провела руками чуть иначе.

– Прости, – тихо сказал Атэ.

Рэна опустила руки и молча побрела к дому.

{Уже какое-то время она не шевелится и не говорит. Смутные тени заходят внутрь темницы. Она не шевелится. Они бьют её, недовольные чем-то, но ей всё равно. Она лишь тихо скулит, не заботясь об их мнении. Она знает, что тьма никогда не закончится. Никогда не закончится боль. Магия… Могущество… Разноцветные всполохи тел изначальных, покорных её воле… Всё это было не с ней. Но если не она призывала эти силы, то за что они так ненавидят её? Может, она просто украла у кого-то те чёрные тряпки, в которые они так любят её наряжать? Она не помнит. Она не хочет их злить. Она ничего у них больше не просит. У неё есть лишь одно желание – остаться в одиночестве и рвать теми ногтями, которые у неё еще сохранились, собственную плоть. Может быть, если она раздерёт себя на части, то, в конце концов, умрёт? Она согласна умереть от боли. Это всё равно лучше, чем боль, которой нет конца.

Заходит хозяин. Рывком поднимает её на колени. Она секунду стоит так, опустив глаза в пол, а затем заваливается набок и обнимает себя руками. Бесполезными, изломанными пальцами скребёт свои бока, силясь содрать кожу. Она так увлекается этим, что не замечает, как её снова рвут за ошейник вверх и тащат волоком по полу. Ошейник прикрепляют короткой цепью к стене, так что она не может даже повернуть головы. Ноги и руки безвольно раскинуты, как у сломанной куклы. Хозяин еще сильнее задирает её подбородок вверх и что-то говорит. Магессе не сразу удаётся расслышать, что он требует смотреть ему в глаза. Рэна не понимает, зачем. Она согласна делать что угодно, просто не понимает – зачем?

Они всё равно будут её бить – станет она сопротивляться или согласится делать, что они просят. Проще соглашаться – и она почти всегда соглашается. Но как трудно смотреть в эти алые глаза, всегда несущие боль… Хозяин бьёт её – по рёбрам, по печени, просто в живот. Непослушное тело извивается, рефлекторно сжимаясь. Хозяин берёт рукой её лицо, приподнимая за подбородок. Стальной ошейник снова врезается в горло. Но и это привычно: ей давно уже кажется, что ошейник – это часть её самой. Пальцы хозяина как тиски сжимают её щёки.

– Твои глаза… Мне они больше не нравятся, – говорит ведьмак. – Ты стала скучной, отступница.

Он отталкивает голову магессы прочь, и та больно бьётся виском о камень стены.

– Развлеки меня, колдунья. Это твой последний шанс. Последний шанс? Шанс на что? Терпеть новую и новую боль? Она не двигается.

– Не хочешь? Ну что ж, тогда я развлеку себя сам.

Он кивает куда-то в темноту, и в проёме двери появляется низенький человечек с пузатой кожаной сумкой. Он не похож ни на кого из тех, что были раньше – в нём нет силы, даже тех крох, что имеют ведьмаки. Но когда его блуждающий в пространстве взгляд наталкивается на магессу, та отчётливо ощущает исходящий от человека запах похоти.

Коротышка подходит к ней. Он тяжело дышит. Рэна с отвращением следит за ним.

Остриё иглы, будто магнит, удерживает взгляд магессы. Она отползает и пытается плотнее вжаться в стену, но её лопатки и так прижаты к камню. Молчит, глядя как руки коротышки приближаются к её лицу. Молчит, когда металл касается века, и тьма тонет в багровых всполохах. Молчит, когда мир тонет в боли – не потому что горда и не потому что упряма. Она молчит просто потому, что кричать бесполезно.}

* * *

Атэ распахнул глаза и приготовился притянуть магессу к себе, но вместо этого тут же воздел руку, готовую произнести заклятье.

– Тихо, – услышал он шелестящий голос.

Рэна лежала на боку, подогнув под себя ноги. Веки её подрагивали, а кулаки сжимались, вызывая желание обнять. Успокоить.

На полу возле постели на корточках сидела фигура, будто бы высеченная из лавы. Не женская, и не мужская, такая чуждая, что Атэ с трудом решился бы причислить ее к какому-то полу. Рука демона лежала на лбу чародейки. Атэ раскрыл было рот, чтобы заговорить, но голос изначальной опередил его: