Дафне выпал парень, живший в Марьине. Мефодию же досталасьподмосковная девица. Доверив Мефодию отыскивать ее, Дафна не удержалась инезаметно посмотрела на мак. Мак оставался алым, и она, внутреннеобрадовавшись, что Мефодий пока не изменяет ей даже в мыслях, все же выругаласебя: а) за мнительность; б) за такое доверие к талисманам мрака.

«Расслабляться рано! Мефодий-то ее пока не видел», –подумала Дафна и, спрятав мак, вновь начала смутно тревожиться.

Нырнув за угол, она материализовала крылья, наложилазаклинание невидимости и полетела в Марьино. Возможно, лететь и не стоило, нобез полетов она тосковала. Она очень надеялась, что не встретит по пути боевуюпару златокрылых, которых ее невидимость не могла обмануть.

Прежде Даф не рискнула бы подняться в воздух, понимая, чтосуществует риск быть обнаруженной, но в последнее время ей надоело бояться.Напротив, риск будоражил ее, делал кровь горячей, а движения легкими. К тому жеУлита (или Даф это только казалось, а переспросить она не решилась) будто бывскользь обмолвилась, что мрак, взяв Даф под покровительство, покрыл ее своейстрахующей завесой, позволяющей не слишком бросаться в глаза стражам света. Вобщем, ситуация так или иначе разруливалась. Оставалась только одна мысль,которая, возвращаясь то и дело, тревожила Даф.

«Хороша я! Светлая, стала почти штатным сотрудником мрака!Летаю тут по его поручениям. Скоро со мной Лигул будет раскланиваться!» –виновато размышляла она.

Однако бесконечная синь неба, в сравнении с которой городтерялся и делался кукольно-незначительным, и встречный ветер быстро изгнали изголовы Даф все посторонние мысли.

* * *

Нужный Дафне дом оказался длинной панельной девятиэтажкойгрязно-бежевого цвета. На ее облупленном боку помещались оскорбительныеписульки, вроде «Гриша – медяк» или «Иванова – аморальная девочка-припевочка»,распространением моды на которые (и на рисунки в мужских туалетах, кстати,тоже) занимался один из комиссионеров – тощенький лысоватый тип в кожанке,похожий на спившегося киномеханика.

За одну удачно и на видном месте размещенную надпись виерархии Тартара давали 0,0000001 у.э., т.е. условного эйдоса. Это было,конечно, немного, но если хорошо потрудиться, можно было накопить изрядно.

Едва Даф потянулась к звонку, как дверь немедленнооткрылась. Дафна удивленно уставилась на свой палец, понимая, что не успеланажать. Перед ней стояла полная дама в джинсах настолько облегающих, что,казалось, попади в карман хотя бы шариковая ручка, дама лопнет с треском, как шар.

– О! – сказала дама, увидев незнакомую девушку. – О! О! О!Вот как!

– Добрый день! – вежливо поздоровалась Дафна.

– Добрый? Ты уверена? Не вижу в нем ничего особенно доброго.Обычный замороченный день, – отозвалась дама, вполне уже оправившаяся отнеожиданности.

Даф пожала плечами и спросила, дома ли Петр. Именно такзвали возможного ученика стражей, которого ей предстояло навестить. Дамазадумалась и повторно оглядела Дафну.

– Тебе Петрусика? Ты из школы? – спросила она деловито.

– М-м-м… Нет, – сказала Даф, размышляя, что проще было бысоврать, но, к сожалению, светлый страж не имеет на это права.

Однако ситуация внезапно разрулилась сама собой.

– А, ну да! Вы же теперь гимназия! Петрусик каждый разчитает мне нотации!.. Ты этого не понимаешь, мама! Ты того не понимаешь, мама!Можно подумать, мама у него круглая идиотка! У меня, к вашему сведению, двазаконченных высших образования и одно незаконченное! Пусть сам получит больше,а там поговорим! Ты согласна, что потом мы с ним поговорим?

– Да. Без всякого сомнения, вы с ним потом поговорите, и,видимо, не раз, – подтвердила Даф.

– Ирония? – удивилась дама. – Ты думаешь, детка, я непонимаю иронии? Я улавливаю иронию везде, где она есть. И никому ее не спускаю.Ты веришь, что я никогда никому не спускаю?

– Да, – согласилась Даф.

Такой напористой особе «нет» можно было сказать только сопасностью для жизни.

– Вот видишь! Ты сказала «да»! А все потому, что я умеюубеждать! Хм… Что у тебя за зверь на плече? Кот?

– Кот.

– Милашка! – сказала дама, щурясь от умиления. – Египетскийсфинкс, не так ли? В этой маленькой сморщенной мордашке что-то есть. Он непохож на обычных безмозглых котов, которые пачкают слюнями ботинки. Простопупсик! Детка, иди к мамочке!

Депресняк от удивления охрип. Милашкой и деткой его ещеникогда не называли. Не отодвинься Дафна шага на полтора, число пальцев напротянутой к нему руке дамы могло уменьшиться сразу процентов на шестьдесят.

К счастью, дама уже раздумала гладить милого пупсика. Это желание,как видно, было у нее спонтанным.

– Петрусик тоже когда-то бредил зверушками, но я сказалакатегорически: «Или я, или они. Когда похоронишь мать, заводи хоть целыйзоопарк. Хоть бешеных пингвинов!.. Пусть они пляшут танго на моей могиле!..» Иверишь ты мне: к разговору о зверях мы больше не возвращались. Правда, вскореон увлекся этими своими уродцами, но тут уж я не стала ломать хребет еголичности!.. Только плюнула!

– Какими уродцами?

– Как? Он тебе не говорил? – восхитилась дама. – О, скрытныйкакой! Весь в меня! Я тоже не говорила мужу, как меня зовут до момента, какнужно было расписываться во Дворце бракосочетаний. Не дело сообщать людям снепонятным статусом личную информацию… Ты со мной согласна?

– Нет, – отважилась сказать Даф.

Дама великодушно кивнула со всепрощающим лицом королевы,которой наступил на мозоль гвардеец из почетного караула.

– И правильно! Теперь мы в разводе. Как видишь, я неошиблась в этом человеке. И вообще имей в виду, со мной необязательно постоянносоглашаться. Я этого не люблю. Ты согласна, что соглашаться совсем необязательно?

– Да, – ответила Даф, ощущая себя как на допросе. У неемелькнула мысль сыграть напористой даме на флейте, чтобы сделать еепоспокойнее.

– Я опаздываю. Я чудовищно опаздываю. Я уже лечу… Петрусик усебя в комнате, – вдруг сказала дама.

Она направилась было к лифту, но, решив, видно, что неуделила Дафне достаточно внимания, остановилась, чтобы выстрелить новую партиюслов.

– А… да… Я не говорила, куда иду? Тебе ведь чудовищнохочется узнать, не так ли? – поинтересовалась она.