– Какая еще штучка? – удивилась Зозо.

– О, разумеется, я имел в виду шарм. У вас есть шарм, Зоя! –уточнил рыжеволосый.

– М-м-м… Ну да… – осторожно согласилась Зозо. – У вас детиесть?

– О, нет. Одинок как перст. Ни детей, ни жены… Не сложилось.Все работа, работа… Верчусь как белка в кофемолке.

– Да? А у меня вот есть сын!.. Чудный святой мальчик! –сказала Зозо.

Она по старой привычке все еще искала Мефодию отца, хотя Мефодийи сам уже лет через пять вполне мог стать папой.

Слово «святой» вызвало у монарха необычайный энтузиазм. Онпринялся пожимать Зозо руки, повторяя:

– Именно святой! Именно чудный! Как верно сказано!

– Вы любите детей?

– Обожаю!.. Дети – цветы жизни… Предел мечтаний: утренняярыбалка с сыном… костер… треск сухих веток… мужские секреты… – мечтательносказал специалист.

Зозо внезапно спохватилась, что события развиваются слишкомуж стремительно. Обычно она охотилась, здесь же охотились на нее. Это было,конечно, заманчиво, но очень уж странно.

– А к алкоголю как относитесь? – спросила она, замечая, чторыжеволосый не присоединяется к бульканью за креслами.

При слове «алкоголь» монарх загадочного государствапередернулся с такой энергией, словно к нему незаметно подключили электрическиепровода и теперь дернули рубильник.

– Не отношусь! Никогда ни капли!.. Бывший спортсмен! Яд…Мерзость… Гадость… Покалеченные судьбы, раздавленные кольцами зеленого змия…

«Какой правильный мужчина!» – подумала Зозо с умилением, нототчас спохватилась: «Нет, таких правильных не бывает. Что-то тут не то. Может,он иногородний?»

– Коренной москвич: мои предки жили в этой местности, когдаи Москвы еще не было… Впитал в кровь пыль этих улиц. Тихая квартира с видом набульвар… Все соседи по подъезду бывшие космонавты… Иной раз попадется академик,но это так, мелочи… – бойко отвечал Плаксин. Зозо так и не успела понять, чтопо сути и не задавала вопрос вслух.

– Так что? У вас, выходит, нет недостатков? – в лоб спросилаЗозо.

Король в изгнании схватился за сердце.

– Увы, есть!.. Вагон недостатков… Постоянно недоволен собой…Самосовершенствуюсь… Убиваю по одному недостатку в неделю. Терзаю себя вечнымипридирками… Одиночество – мой бич. Мечтаю о сердце, которое билось бы с моимтакт в такт. И притом я робок… очень робок… Вырос среди книг, старых фотографийи папок с технической документацией!.. – признался он.

– И вы никогда не были женаты? – усомнилась Зозо.

– Ни одной минуты в жизни!.. В студенческие годы былвлюблен, но так и не осмелился признаться… Смотрел издали… Недавно встретил еена улице со взрослой дочерью. Не узнала… Крался следом и кусал фонарные столбы.

– Ах, как мне вас жаль! – сказала Зозо искренне.

– Тогда осчастливьте меня! Чтобы почувствовать себя наседьмом небе, мне не хватает единственной вещи, – быстро сказал Плаксин.

– Какой же?

– Вашего домашнего телефона.

Зозо даже присела от удивления.

– Он вам так нужен?

– Необходим. Увидеть вас вновь – моя единственная мечта.Хотя бы издали, хотя бы в бинокль… Хотя бы на правах робкого друга…

– Мне не на чем записать! У вас ручка есть? – млея, сказалаЗозо.

– Совершенно необязательно. У меня прекрасная память. Хотелбы что-то выбросить из памяти – не могу. Помню, какую собаку видел на улицедесять лет назад. Спросите, какого цвета были ботинки у ее хозяина, – отвечу иэто.

Зозо назвала номер своего телефона.

– Ах какой номер! Просто поэзия!.. Появлюсь, появлюсь… Ужемысленно звоню… А теперь с вашего позволения откланяюсь! Клиент ждет! У менякак раз намечено завершение одной сделочки… – сказал рыжеволосый монарх ибыстро направился к выходу.

Зозо задумчиво смотрела ему вслед. Выражение лица у нее былоозадаченное. Судьба как будто склеивалась, но с такой немыслимой быстротой итак складно, что она смутно подозревала подвох.

Рядом, с трудом отцепив от рукава молодого поэта, рвущегосяпочитать свои стихи, вынырнул Эдя.

– Ты с кем это была? – спросил он подозрительно.

– А с кем я была?

– Не притворяйся!

– Ну, хорошо, – решительно сказала Зозо. – Если тебе нужносунуть нос в бабские дела… я познакомилась с одним хорошим человеком.

– Так он мужчина?

– Что за идиотский вопрос? Он что, похож на обезьяну?

– Да нет, тебе виднее… Мне просто показалось, он весьзаштопанный… – сомневаясь, сказал Эдя.

– Че-е-его? – не поняла Зозо.

Эдя смутился.

– Ну не знаю я… Какой-то нитками сшитый… С одной сторонымужик, а с другой вроде не мужик… И все нитки-нитки-нитки…

Зозо сострадательно коснулась ладонью его лба.

– Эдя, ты себя хорошо чувствуешь?

Хаврон виновато вздохнул.

– Да, знаю, что это бред… Я смотрел на него, смотрел, апотом виски вдруг как заломит… Люди все, понимаешь, зеленоватые такие стали ипрозрачные. У одних в груди что-то светится, а у других вроде дыры… И этот, нашвейной машинке состроченный, рядом с тобой прыгает, как бабуин вокруг пальмы.Я чуть с ума не сошел. А тут еще этот Фет Тютчевич приклеился.

Зозо покачала головой. Она, признаться, не ожидала от брататакой впечатлительности и такого живого воображения. Хотя понятно. С работыуволили, стресс накапливается, то, сё… Это ж надо, принять такого хорошего,милого, любящего детей человека, как Плаксин Данила Данилович, за заштопанноечучело!

– И долго это продолжалось? – спросила она, с состраданиемглядя на брата.

– Ну минуту… две… нет, все-таки, думаю, не больше минуты, –сказал Эдя.

Да, для Эди Хаврона не прошло даром детское знакомство сполуночной ведьмой, едва не стоившее ему жизни. Он научился видеть суть. Хотябы изредка, хотя бы случайно, но все же…

– А с этим… ну с этим типом ты еще будешь встречаться? –спросил он, когда они уже были на пути к метро.