Зудука важно поклонился Дафне, подошел к ней и так же важно,как его хозяин, протянул для рукопожатия руку из набитой ватой перчатки. Чтобыпоздороваться с ним, Дафне пришлось наклониться. Пожав мягкую ладонь монстра,она вскрикнула и уставилась на свою руку. Что-то кольнуло ее в ладонь.

Лысый Зудука медлительно повернулся и, переваливаясь, удалилсяс крайним достоинством. Петруччо Чимоданов гоготнул.

– Ну вот, опять он засунул в перчатку булавку! Он так шутит.А недавно он приклеил ночью мои тапки к полу. Но сам бы Зудука не сумел какследует их прижать! Я догадываюсь, что за фрукт ему помогал!

Чимоданов испепеляюще посмотрел на Крошило. Монстр сногами-утюгами виновато завозился и, топая, попытался спрятаться за стул.

– И что ты будешь делать? Теперь, когда знаешь мою тайну?Разболтаешь? – угрюмо спросил Чимоданов у Дафны.

– Нет, – сказала Даф. – У меня есть идейка получше.Обувайся! Нас уже ждут.

– Кто еще ждет? – напрягся Петруччо.

– Те, кого не будут удивлять твои странности.

Даф присела на корточки, высматривая под столом Депресняка.Адский котик вполне дружелюбно обнюхивался с самым мелким из монстров.Остальные, хотя и смотрели в оба, им не мешали.

Мефодий долго трясся в электричке. Вагон был разболтанный истарый. Часть окон вообще не закрывалась, другая часть, напротив, не желалаоткрываться. Электричку наполняли в основном издерганные жарой дачники. Мефодийнеосторожно наступил в чью-то рассаду, и ему пригрозили отвернуть голову.

«Это был бы символичный финал. Будущему повелителю мракаотвернули голову за рассаду», – думал Мефодий, спасаясь от разгневаннойпенсионерки и ее жилистого, похожего на беговую курицу, супруга.

После продолжительной тряски он прибыл в тихий подмосковныйгородок и долго бестолково петлял по улицам, отыскивая нужный дом. Этооказалась шестнадцатиэтажка с единственным подъездом. Газончик, гимнастическиебрусья, на которых сушился чей-то ковер, телефонная будка с отрезанной трубкой.Возле мусорника, в пыли, лежала стая в семь-восемь разомлевших от солнцадворняг. Лишь одна проводила Мефодия взглядом и слабо тявкнула – просто дляпорядка.

Вход в подъезд преграждала железная дверь с домофоном. КодаМефодий, естественно, не знал, да и расположение квартиры представлял лишьвизуально, со слов Улиты: десятый этаж, вторая налево.

Сообразив, что высаживать дверь не лучший вариант (да инепонятно еще, получится ли), а ждать, пока кто-нибудь надумает выйти иливойти, можно до бесконечности, Мефодий стал озираться в поисках другогорешения.

На скамейке у отцветшей сирени сидели двое парней, на парулет старше Мефодия, и девушка с короткими темными волосами. Физиономии у всехбыли отчаянно скучающие. Изредка кто-нибудь из троицы зевал, и тогда зевали иостальные двое.

Мефодий приблизился к ним как раз в тот момент, когда одиниз парней, обладатель мелкой россыпи угрей на лбу, метко плюнул в урну,расположенную от него в добрых трех метрах. Мефодий невольно оценил технику, скакой это было выполнено.

– Умница, Дрон! Плюешься ты хорошо. А теперь расскажичто-нибудь веселое! Я дохну от скуки! – потребовала девушка.

Парень скорчил страдающую гримасу.

– Ну чего, тля, сразу я? Я чего, клоун, тля? – сказал онпискляво.

Негодуя, он попытался еще раз доплюнуть до урны, нопромахнулся, испортил впечатление от предыдущего выступления и вконецстушевался.

– Я могу рассказать, как Колян, тля, половой тряпкой взавучиху попал, когда они на лестнице с Митушковым швырялись. Она идет, тля,вся такая, а тут тряпка прямо по очкам, тля… Она, тля, стоит и обтекает… –предложил он после долгой паузы.

Девчонка поморщилась.

– Не надо. Ты это месяц назад рассказывал. Похоже, с тоговремени в твоей жизни не было ярких впечатлений.

Ее поклонник тяжело задумался. Он смутно ощущал, что емунадерзили, но его мозг был слишком неповоротлив, чтобы найти достойный ответ.

– Ты че-то не то мутишь! – произнес он страдальчески.

– Тогда пусть нас рассмешит Илья! – предложила девчонка.

Она ткнула пальцем в высокого костлявого подростка,единственным украшением которого были свисавшие с верхней губы редкие усы.Выражение лица у него было такое мрачное, что его уже прямо сейчас можно былооформлять похоронным агентом.

– Не рассмешит, – произнес он гнусавым, не по годам голосом.

– Совсем не рассмешит? – уточнила девушка.

– Совсем.

– Потому что упрямится?

– Он смешит только за деньги. Давай миллион, и тебе будетсмешно… Ха-ха как смешно! – сказал усатый Илья.

Мефодий прикинул, что, будь у него миллион, он отдал бы егоза то, чтобы не слышать, как похоронный агент будет кого-то смешить.

«Редкостные тормоза. И чего она в них нашла?» – подумалМефодий, незаметно для себя любуясь девчонкой. Была ли она красивой? Да нет,пожалуй. Разве что хорошенькой. Если считать по пустякам и очень придирчиво, тонедостатков можно было найти немало. И подбородок, пожалуй, кругловат, и губыслишком пухлые, и лоб хотелось бы не такой выпуклый, и глаза смотрят слишкомнахально. Другое дело, что все вместе гармонично сочеталось, усиливаясь общейживостью лица, – и в результате на девчонку хотелось смотреть до бесконечности.

– Блин, до чего тоскливо с вами! – сказала девчонка сраздражением, обращаясь к своей свите. – Если ходить, то по каким-то помойкам.Если кино, то только на видике. Денег у вас нет даже на сок в палатке.Толчетесь лишь у подъезда… Какой от вас прок?

Оба поклонника уставились в асфальт. На асфальте усатыйобнаружил чью-то ступню в светло-желтом ботинке. Вслед за ступней он изучилсветлые брюки, клетчатую майку с пивной рекламой и, наконец, лицо. Мало-помалувсе, что он увидел, собралось у него в единую картину.

– Дрон, что это такое? – спросил усатый Илья, мутно глядя наМефодия.

– Где?

– Вот тут стоит!

– Не знаю, – отвечал писклявый Дрон.

– Ты это здесь ставил?

– Не-а, не ставил.

– Разрешал ему тут стоять?

– Не-а, не разрешал.