Безмолвие. В воздухе полно дыма. Там, где веками жили этилюди, не осталось ничего. Глиняные кирпичи разбросаны в беспорядке, глиняныегоршки разбиты, все, что могло сгореть, сгорело. Мухи слетаются к лежащим наземле телам младенцев с перерезанным горлом. Никто не предаст огню эти трупы,никто не поглотит их плоть. Этот ритуал вместе со всеми его силами и тайнаминавсегда исчезнет из жизни людей. Приближаются шакалы. Солдаты уже ушли. Где жеблизнецы? Он слышит их плач, но нигде не может их найти. Над узкой извилистойдорогой, пересекающей долину и уходящей в сторону пустыни, разражаетсяневиданной силы гроза. Духи вызывают гром. Духи проливают дождь.

Глаза его широко распахиваются. Чикаго, Мичиган-авеню,полдень. Сон исчез, как будто выключили свет. Он сидит, дрожащий, обливающийсяпотом.

Неподалеку работает радиоприемник. Завораживающий, скорбныйголос Лестата поет о Тех, Кого Следует Оберегать:

Мать и Отец,

Храните молчание,

Храните свои тайны,

Но те, кто еще способен,

Пойте со мной эту песню.

Сыновья и дочери —

Дети Тьмы,

Возвысьте свой голос

И пойте хором,

И да услышат нас Небеса.

Собирайтесь все вместе,

Братья и сестры,

И приходите ко мне.

Он поднялся и пошел. В Уотер-тауэр, так похожий на островНочи с его необъятными магазинами, нескончаемой музыкой, обилием огней исияющими стеклами витрин.

Сейчас уже почти восемь, а он все идет и идет, чтобы тольконе заснуть, сбежать от сна. Ему было совсем не до музыки и света. Как долгобудет длиться этот сон в следующий раз? Суждено ли ему узнать, живы они илипогибли? Мои красавицы, мои несчастные красавицы…

Он остановился и на минуту повернулся спиной к ветру,прислушиваясь к доносящемуся откуда-то издалека бою курантов, и тут заметилзаляпанные грязью часы над прилавком дешевой забегаловки: так и есть, Лестат наЗападном побережье уже поднялся. Интересно, кто с ним сейчас? Там ли Луи? Иконцерт… до него осталось чуть больше суток. Катастрофа! Арман, пожалуйста.

Резкий порыв ветра заставил его отступить на несколькошагов, и его затрясло от холода. Руки заледенели. Кажется, никогда в своейжизни он еще так не замерзал. Вместе с толпой он терпеливо пересекМичиган-авеню возле светофора и остановился перед стеклянными витринамикнижного магазина, увидев выставленную там книгу «Вампир Лестат».

Арман ее, конечно же, прочел, слово за словом проглотил всвойственной ему жуткой, просто кошмарной манере чтения: он безостановочноперелистывал страницу за страницей, сверкающим взглядом мгновенно схватываятекст, пока не добирался до конца книги; после этого он отбрасывал книгу всторону. Как может создание, сияющее такой красотой, вызывать такое… как бы этосказать, отвращение, что ли? Нет, он вынужден признать, что никогда неиспытывал отвращения к Арману. Его неизменным чувством была скорее неутолимая ибезнадежная страсть.

Внутри теплого магазина молодая девушка взяла экземпляркниги Лестата и посмотрела в окно, пристально вглядываясь в стоящего натротуаре Дэниела. Стекло перед ним запотело от дыхания.

«Не волнуйся, милая, я богатый человек. Я мог бы купить этотмагазин со всеми книгами и подарить тебе. Я полновластный хозяин собственногоострова, я приспешник дьявола, и он готов исполнить любое мое желание. Хочешьвыйти и взять меня за руку?»

На побережье Флориды давно стемнело. Остров Ночи ужезаполонили толпы людей.

С заходом солнца на каждом из пяти этажей устланногобогатыми коврами особняка распахнули свои стеклянные двери магазины, рестораныи бары. Тихо загудели механизмы серебристых эскалаторов. Дэниел закрыл глаза, иперед его мысленным взором возникли стеклянные стены террас, с которыхоткрывался вид на гавань. Он почти услышал грохот пляшущих струй фонтанов,увидел длинные узкие клумбы, на которых круглый год цвели нарциссы и тюльпаны,до него донеслась завораживающая музыка, звучащая словно биение сердца внутривсей этой красоты.

А Арман… Наверное, он бродит сейчас по тускло освещеннымкомнатам виллы, в нескольких шагах от туристов и покупателей, но при этомнадежно отрезанный от них стальными дверями и белыми стенами, – бродит пообширному пространству дворца с французскими окнами и широкими балконами,нависшими над светлым песком. Из уединенной, однако расположенной совсемнедалеко от людской суеты просторной гостиной видны мерцающие береговые огниМайами.

А может быть, он вышел через одну из замаскированных встенах дверей прямо на галерею для публики. «Жить и дышать среди смертных» –именно так он называл эти прогулки в стенах совершенно безопасной и изолированнойот мира вселенной, созданной им вместе с Дэниелом. Как же Арман любит теплыебризы Мексиканского залива и вечную весну, царящую на острове Ночи!

Огни будут гореть до самого рассвета.

«Пришли за мной кого-нибудь, Арман! Ты мне нужен! Признайся,ведь ты же сам хочешь, чтобы я вернулся домой!»

Нечто подобное происходило и раньше, причем неоднократно. Иникоим образом не было связано ни со странными снами, ни с возвращениемЛестата, рычащего с экранов и кассет, словно Люцифер.

Обычно, когда Дэниел, испытывая потребность в сменеобстановки, переезжал из города в город и бродил по улицам Нью-Йорка, Чикагоили Нового Орлеана, в течение нескольких месяцев все шло нормально. И вдругпроисходил полный разлад. В какой-то момент он осознавал, что вот уже целыхпять часов не встает с кресла. Или внезапно, охваченный страхом, просыпался внесвежей, вонючей постели, не в силах вспомнить даже название города, в которомнаходится или в котором был несколько дней назад. И тогда за ним приезжаламашина, а чуть позже самолет уносил его домой.

И разве не Арман стоял за всем этим? Разве не он каким-тообразом провоцировал такие периоды умопомрачения у Дэниела? Разве не Арман спомощью черной магии иссушал все источники удовольствия и буквально выбивал унего почву из-под ног? А ведь дело доходило до того, что при виде знакомоголица шофера, везущего его в аэропорт, – человека, которого не шокировалини выходки Дэниела, ни его небритое лицо, ни грязная одежда, – он приходиледва ли не в восторг!

Но каждый раз, когда Дэниел оказывался в конце концов наострове Ночи, Арман все отрицал.

– Ты вернулся ко мне, потому что сам этогохотел, – как ни в чем не бывало говорил Арман, и его сияющее лицооставалось при этом невозмутимым, а глаза излучали любовь. – Теперь у тебянет ничего, Дэниел, только я. И это тебе известно. За пределами этого островатебя ждет безумие.