На следующий день к Карташу заявился следователь, вотрадость-то. Терпеливо ждал его, что характерно, в той же самой комнатенке, гдеАлексей свиданькался с адвокатом. Как водится, выложил перед Алексеем пачкусигарет, достал из «дипломата» папку, дешевую шариковую ручку и весьма ласковопредставился:

– Виктор Витальевич Малгашин, следователь по особо важнымделам. Курите, пожалуйста.

Карташ прикурил от протянутой зажигалки и с наслаждениемзатянулся. Курил следак, если, конечно, эта пачка не была специальнопредназначена для установления контакта с подследственным элементом, сигаретыне столько хорошие, сколько дорогие – «Собрание», да и не какого-нибудь тамместного рассыпа, а настоящие, аглицкие, что явствовало из надписей насеребристой пачке. Хотя, признаться, «Собрание» в этой ситуации было не кместу. В этом месте и в это время более подходили бы «Прима» или, скажем,«Астра». Чтоб одной сигаретки хватило надолго. Ну да не в положении Карташабыло привередничать. Малгашин подождал, пока Алексей докурил сигаретупрактически до фильтра, и сказал:

– Итак, господин Карташ, приступим к нашему Марлезонскомубалету.

Сфокусировал взгляд на кончике носа Алексея – вроде бысмотрит прямо в лицо, а взглядом не встретишься, и это, по следовательскойидее, должно было выводить допрашиваемого из себя. Но Карташ почему-то – ну чтоты будешь делать! – оставался спокойным, как танк на постаменте.

Следак еще немного поиграл в гляделки и тут же взял быка зарога.

– Вы знаете, что меня больше всего поражает в вашей истории?

Он выдержал театральную паузу.

– То, что вы не сделали чистосердечного признания. Ни сразупосле задержания, ни позже. А ведь вам предлагали, я знаю, оформить явку сповинной. Да и сейчас вы не донимаете меня просьбами о чистосердечном и ораскаянии – меня это тоже поражает. Ей-богу. Честное слово. На что вынадеетесь? В вашем положении вроде бы не остается ничего другого как активносотрудничать со следствием. Или я чего-то не понимаю! Я читал ваше дело иудивлялся. Ведь вы должны были, очухавшись и увидев картину содеянного,схватиться за разлохмаченную голову и воскликнуть: «Как я мог! Что я наделал!Нет мне прощения! Я достоин самого ужасного наказания!» И тут же бухнуться вноги подбежавшим органам правопорядка…

– Тебе бы, начальник, книжки писать, – перебил Карташкрылатой фразой.

– Может, и засяду когда-нибудь, – следак откинулся наспинку стула. – Обещаю одну главу уделить и вашему делу. Народу должнопонравиться. Любовь, измена, ревность, трагический финал… Нет, ну правда, начто вы рассчитываете, упрямо твердя о своей невиновности? Ведь вас же,простите, взяли на горячем и с поличным.

– А на что может надеяться человек, знающий, что этих двоихон не убивал? Или, говоря понятнее, зачем мне брать на себя чужое?

Малгашин мигом напрягся.

– Очаровательная оговорочка… Или, говоря понятнее, –недоговорочка, – проникновенно передразнил он. – Любой человек навашем месте выразился бы: «Я не убивал этих двоих», – или: «Я никогданикого не убивал». Устойчивый оборот, знаете ли, штампы влияют на нас гораздосильнее, нежели мы себе представляем… Почувствовали разницу? Вы же сакцентировалиськонкретно на «этих двоих»… Так если не их, то кого же вы убили?

Карташ внимательно посмотрел следователю в глаза:придуривается, что ли? Но по водянисто-серым зенкам Малгашина ни черта было непонять.

– Слушайте, может, хватит к словам придираться? –поморщился Алексей. И подумал: «А человек ты у нас непростой. Или знаешьслишком много обо мне, несчастном?..»

– Придираюсь? – деланно удивился следак. –Полноте! Просто пытаюсь разобраться, дорогой мой гражданин Карташ, какположено. Итак, значит, заявление делать не желаете? Сознаваться, то есть? Нежелаете. Хорошо. Тогда давайте для начала восстановим картину преступления.Чтобы, так сказать, не осталось недомолвок и разночтений… Мы поступим так. Ябуду вам рассказывать, а вы меня поправлять, если что напутаю. Обещаю: всематериалы, протоколы, показания и акты я вам предоставлю – дабы вы убедились,что я не вру.

Малгашин поднялся, обошел стул, остановился позади.

– С покойным Гаркаловым Дмитрием Романовичем выдействительно прежде знакомы не были. Тут я вам верю. Свидетельские показанияговорят о том же.

– Свидетельские? – переспросил Карташ.

– Да, милейший, да. Никто из родственников и знакомыхпокойного Гаркалова не видел вас прежде ни вместе с оным, ни отдельно от него.Ну и потом, на презентации, вы вели себя как человек, доселе покойного незнавший. То есть я к чему это говорю: к тому, что умысел в ваших намерениях непросматривается, с чем вас искренне поздравляю. Умышленным вы свою участь неотягчаете, на сто пятую, часть вторую, пункт «а» не тянете. Ну, к этому аспектудела мы потом еще особо вернемся…

Следак наклонился, положил локти на спинку стула, сцепилкисти в замок. Слегка раскачивая стул, продолжил:

– Итак, на презентации, куда вы прибыли вместе с гражданкойТоптуновой Марией Александровной, вы познакомились с Гаркаловым ДмитриемРомановичем. Знакомство переросло в ссору. Причина ссоры банальна до икоты.Женщина. Шерше ля фам. Ссора закончилась дракой, что неудивительно, что бываетсплошь и рядом в подобных историях. Этим страстям, как говорится, все сословияпокорны. Вас с Гаркаловым вовремя разняли, после чего попытались примирить… ивроде бы примирили. Вполне в русских традициях – сначала морду друг другучистить, потом пить на брудершафт. Брудершафт вас и добил. После очередного бокалауж не знаю чего, вы пришли в состояние, как говорится, плохо совместимое состоянием на ногах. Отключились, одним словом.

Гаркалов Дмитрий Романович, заявив присутствующим, что этово всем он виноват и жаждет вину загладить, вызвался доставить вас и вашуспутницу на своей машине до места вашего временного пребывания в городе, тоесть к гостинице «Арарат».

Следователь принялся мерить неторопливыми шагами пятачокмежду столом и стеной. Два шага туда, два шага обратно – особо не разгуляешься.

– В начале третьего ночи к гостинице «Арарат» подъехалавтомобиль, из которого вышли Гаркалов, Топтунова и некто Карташ. Пардон,служба обязывает меня быть точным в деталях. Вышли только двое, а третий, тоесть Карташ, ни выйти, ни войти не мог по причине неспособности внятно шевелитьногами. Вас вытащили и понесли. До гостиничных дверей вас нес Гаркалов,Топтунова его сопровождала, а в гостинице дотранспортировать бухое тело дономера помог служащий гостиницы. Разумеется, работники отеля никаких предвестийбудущей трагедии в происходящем не разглядели, картинка из жизни предсталаперед ними, увы, преобыденнейшая. Один из них так и выразился на опросе спечалью в голосе: «У нас не «Астория» с ихним импортом. У нас контингентпопроще, хотя и тоже импортный бывают. Но и те, и наши вроде приезжают – денегполно, а пьют, как лошади». Ну что-то я отвлекся от главной нити повествования.А тем временем нить эта приводит нас в номер двести восемьдесят четыре,расположенный на втором этаже. Что происходило в номере, доподлинно неизвестно,но события легко реконструируются при помощи следов, вещдоков и элементарнойдедукции.