– Какие свидетели? Те, что были на приеме? Они судили посимптомам. А симптомы могут быть вызваны разными препаратами. Может быть, исейчас еще не поздно провести экспертизу. Следы распада некоторых веществсохраняются долго. Я настаиваю на занесении своего требования в протокол. Яимею право на объективное расследование.

– Занести в протокол – эт-то пожалуйста. Эт-то можно. Идобивайтесь своего через адвоката, нового или старого, без разницы, –пожал плечами Малгашин. – Как говорится уже в другом романе,благотворительность не по моему департаменту.

– Хорошо, – выговорил Карташ. Опять накатилаусталость. – Давайте на минуту представим, что я невиновен, что я никогоне убивал. Вы можете это допустить – хотя бы в виде гипотезы?

– Трудновато, признаться… Ну ладно, пускай. Я слушаю.

– И на том спасибо, – невесело усмехнулсяКарташ. – Если я не убивал, тогда, получается, меня подставили.

Следак хмыкнул, но от комментариев воздержался.

– Сразу выскакивает вопрос: кому это моглопонадобиться? – Алексей не обратил внимания на следовательскоехмыканье. – Например, тому, кто хотел избавиться от определенногочеловека, отвести подозрения от себя и повесить на меня всех собак. И тутвыпадает удобный случай: нечаянное знакомство, интерес этого… Гаркалова к Маше,наша ссора. И кто-то решает случаем воспользоваться. От кого хотели избавиться?Машу убивать незачем. Значит, остается второй пострадавший. Не знаю, что изсебя представлял Гаркалов-младший, но Гаркалов-старший – фигура заметная. Иврагов у него должно быть немало. Может быть, эти враги убийством сына сводилис Гаркаловым-старшим счеты, или хотели воздействовать на него, чтобы чего-тодобиться для себя… Разве не могло такого быть? А разве сам Гаркалов-младший немог быть замешан в чем-то, за что убивают?

– Допустим, я вам поверил. На секунду представим, –сказал следователь. – И что вы предлагаете следствию? И лично мне?Устанавливать врагов Гаркаловых, старшего и младшего? Устанавливать, кому онимогли перейти дорогу? Милый мой, я же не сам по себе, не частный детектив сзубочисткой в зубах и плоской фляжкой в кармане, я – часть системы, и с этимничего не поделаешь. Мне даже договорить не дадут, начни я бубнить начальствупро то, что мы имеем дело не с доказанной бытовухой на почве ревности, а состопроцентной заказухой и, к тому же, с типичным висяком, надо-де невиновногоКарташа выпускать с извинениями и еще на одну палку ухудшать наши показатели.Да и Гаркалову-старшему, кстати, придется доложить, что мы не раскрыли убийствоего сына, а откладываем торжество справедливости на неопределенно долгий срок.Короче, дадут мне по фуражке… если не по погонам. И назначат новогоследователя, который, в отличие от меня, старого добряка, даже выслушивать вашивыдумки не станет.

– Значит, я влип намертво, – произнес Карташ без намекана вопросительную интонацию.

Они замолчали, обоим требовалась передышка. Малгашин достализ портфеля две пластиковые поллитровки с минералкой, одну взял себе, другуюпротянул Карташу Алексей поблагодарил, отвинтил пробку, хлебнул.

– Вы мне, конечно, не поверите, – нарушил молчаниеКарташ, – но Маша не могла… вот так вот легко… сойтись с Гаркаловым.Просто так… ни с того, ни с сего… Не могла.

– Дорогой вы мой, могла, ой как могла, какой бы оназамечательной не была, – похоже, следователь сейчас говорил совершенноискренне, от себя самого, а не с позиций должности. – Я бы вам мог такогопорассказать, такие случаи привести… Но если вы полагаете, что она не могла,тогда, выходит, и ее опоили химией? Не чересчур ли, а? А зачем, скажите, онавообще поехала вместе с Гаркаловым?

– Не знаю, – честно признался Карташ. – Не знаю.Ей, безусловно, нужна была чья-то помощь. Возможно, решила, что он искреннехочет пособить…

– Она так плохо разбиралась в людях вообще или только всмазливых мужчинах?

– Магия имени могла сработать. Попала под обаяние… Черт егознает!

– Вот именно что – черт…

– Вы опрашивали всех служащих гостиницы? – вдругспросил Карташ.

– На какой предмет? – удивился следак.

– Я знаю, что я не убивал. Знаю, что убил другой. Значит,убийца вошел в гостиницу и вышел из нее. Не видел ли кто-нибудь подозрительныхлюдей на этаже? Не входил ли кто-нибудь через служебный вход? Как он покинулномер? В то время, когда дежурная по коридору отлучалась за портье иохранником? Или перебрался через ограду на балкон соседнего номера? Кстати, этовозможно и совсем нетрудно…

– Эхе-хе, – покачал головой следователь и устало потерпереносицу. – А вы, однако… Другой на вашем месте раскис бы давно…Странный вы человек, Карташ. И странностей за вами значится немало, к словуговоря. На наш запрос, отправленный по месту вашей службы, сегодня утромполучен ответ, в котором пишут, что вас, оказывается, выперли из рядоввнутренних войск… или как это у вас называется – отправили в отставку? Уволилив запас? В общем, вас ушли. О причинах увольнения не говорится, но как выполагаете, добавит вам это плюсов в глазах неизбежного суда?

– Вряд ли, – признал Карташ. И подумал: «Ай да Кацуба,ай да сволочь…»

– Вот то-то. Смотрю я на вас и вижу, что вы никак непроникнетесь серьезностью вашего положения. Обычно так ведут себя те, ктоверит, что их отсюда непременно вытащат.

Карташ опять вспомнил Кацубу и подумал с тоской: «Хорошобы…» Но образ Кацубы был тусклым и расплывчатым. И не давал повода думать,будто Глаголевская фирма почешется, чтобы вытащить из крытки свою внештатнуюшестерку. Если не она, конечно, эта фирма, шестерку сюда и определила.

– Я верю, что я не делал того, в чем меня пытаютсяобвинить, – повторил он. – Потому что я этого не делал.

– Слушайте, – поморщился Малгашин, – вот только ненадо этих мизансцен. Я ведь не Жеглов, а вы не Груздев. Не убивал он, видишьли…

Потом пристально взглянул на Карташа, на этот раз глаза вглаза, без всякой игры в «неуловимый взгляд». И какое-то иное выражениеприобрело его лицо. Да и заговорил он иным голосом:

– А теперь, родной мой, слушайте сюда со все возрастающимвниманием. Ваше преступление, в сущности, детская проказа, невинные шалостибольшого ребенка – по сравнению с тем, что может быть дальше. Сейчас я васогорчу до невозможности.

Малгашин достал из лежащей перед ним папки стандартный листбумаги с двумя абзацами отпечатанного текста.

– Не знаю уж, где вы раздобыли орудие вашего преступления,то бишь пистолетик. Но ствол у вас оченно непростой. С историей пистолетик,знаете ли. С кровавой. Хотите ознакомиться?

Он передал бумагу Алексею. Тот прочел – и глазам не поверил.Первой мыслью была: «Фальшивка!» Потому что, согласно данным баллистическойэкспертизы, на стволе висело тринадцать трупов, обнаруженных за последниеполгода. Тринадцать. Фамилии упокоенных из этого «Вектора» людей ничего Алексеюне говорили, но общее количество их впечатляло. И забивало последние гвозди вгроб Карташевой судьбы.