Признаюсь, я немного потерял контроль над собой, и под конец гортань порождала не нормальную человеческую речь, а почти звериное рычание. Вены на моих руках, лице и шее набухли, а зрение приобрело небывалую четкость, будто я окунулся в«сотку». Мне казалось, что я сейчас мог голыми руками крошить гранитные глыбы и пробивать дыры в бетонных стенах. Такова была сила моей ярости. Но кем я стану, если не смогу ей управлять? Очередным безумцем, одержимым жаждой крови и страданий? Ополоумевшим фанатиком, нашедшим оправдания своим низким побуждениям и желаниям в постулатах веры?

Глубоко вздохнув, я пару раз моргнул, и наваждение схлынуло, будто его и небыло. Смятая пачка жвачки, невесть каким образом оказавшаяся в судорожно сжатых пальцах, отправилась обратно в карман. Нужда в этом костыле у меня отпала окончательно. Отныне я сам хозяин своих эмоций и разума.

Супруга погибшего бойца неподвижно сидела напротив, до побелевших пальцев вцепившись в столешницу. Она тоже ощутила, как незваный гость на еекухне на короткий миг стал кем-то большим, нежели человек или инфестат. Чем-то необъяснимо возвышенным, но леденящим душу. Какой-то неумолимой силой, которую невозможно остановить, как восход солнца или наступление ночи.

—Так каков будет твой ответ, Лизавета?— вновь подал я голос.— Как ты хочешь поступить сРоманом?

—Я… я незнаю…— все еще несколько испугано прошептала она.

—Тебе нужно больше времени на размышление?

—Я незнаю…— повторила женщина.

—Ладно, пойдем,— сказал я, поднимаясь на ноги.— Кое-что тебе покажу.

—Куда?— чуть более осмысленно взглянула на меня вдова.— Что покажете?

—Роман тебе тоже подарок готовил. На вашу годовщину. Ручаюсь, что ты его до сих пор не нашла.

Не спрашивая дозволения и неоглядываясь, я отправился в спальню. Обескураженная хозяйка неуверенно засеменила за мной следом, однако предпочитала держаться на некотором удалении. В полицию не порывалась звонить, уже хорошо. А томеня б затакое давление на семью погибшего бойца разжаловали бы обратно в капитаны, как минимум.

По пути в комнату я заглянул еще и вкладовую, где прихватил маленькую трехступенчатую стремянку. В высоту она была совсем низкая, и годилась только для того, чтоб Лиза доставала лейкой до цветов на полках. АЖена Романа уже не удивлялась тому, как ловко и непринужденно я ориентируюсь в ихквартире. Она просто наблюдала за моими действиями.

Неспешно обойдя всё жилище и впитывая чужие воспоминания, я подошел к стоящему в углу спальни шкафу. Разложил лесенку, взгромоздился на нее, да принялся шарить рукой в недосягаемых для остальных моих домочадцев местах. Тьфу ты! Опять думаю, как Роман. В общем, достал я стой верхотуры плоскую прямоугольную коробку, замотанную в мягкую бархатную ткань, и протянул ееЛизе.

—Что это?— удивленно спросила вдова, подчеркнуто бережно принимая у меня подарок покойного мужа, который так и неуспел его вручить. Вполне возможно, что без моего участия этот презент лежал бы нашкафу еще долгие годы, до какого-нибудь переезда. А может ему и вовсе не суждено было быть найденным. Но яуже вмешался, и никто этого не узнает.

—Просто открой, и увидишь,— предложил я.

Лизавета помедлила, но потом все же уступила. Она принялась осторожно раскручивать атласные ленты и разворачивать бархат. Совсем скоро в ееруках оказалась вычурная рамка, под стеклом которой находился рисованный портрет. Портрет Лизы иРомана, выполненный карандашами и пастелью. Искусно разукрашенный холст изображал молодого бойца совместно с его тогда еще девушкой. Даже не женой. Это была перерисовка фотографии, кажется, со второго или третьего их свидания. Самой знаковой встречи юных влюбленных, которая и легла в основу зарождающейся семьи. Лиза очень любила то фото, но периодически сетовала, что оно вышло смазанным, темным и зернистым. Ведь далеко не все камеры того времени могли похвастаться выдающимся качеством съемки, особенно в сумерках. НоРоман придумал, как устранить этот недочет. Он решил доверить дело рукам профессионального художника, который с поставленной задачей справился на отлично. Лица молодых людей выглядели столь реалистично, что начинало казаться, будто они сейчас пошевелятся и оживут.

—Ромочка…— тягостно выдохнула вдова, поглаживая кончиками пальцев стекло рамки.— Родной мой, ну почему…

В следующую секунду женщина не выдержала и, точь-в-точь как ее дочка несколькими минутами ранее, повисла на моей шее, заливаясь слезами. Она очень стойко держалась в течение всей нашей встречи, но теперь ее броня дала трещину. Те эмоции, которые она старалась в себе давить, воспряли и высвободились, снося всё своим мощным безудержным потоком. И это было правильно, потому что скорбь нельзя копить в себе. Иначе она будет зреть подобно гнойнику, отравляя человеческий дух. Ее нужно изжить, исторгнуть из себя через боль и слезы. И ярад, что смог Лизавете в этом хоть немного помочь.

Неловко обняв безутешно рыдающую вдову, я ощутил, как моя и без того стабильная ментальная связь с погибшим старшиной упрочилась еще сильнее. Она будто бы перешла в фазу идеальной гармонии, которую я раньше не смел и воображать. Жаль, конечно, потерять такого искреннего и преданного помощника. Но давить на бедную хозяйку я больше не стану. Хватит.

—Извини, Лиза, но мне нужно идти,— отстранился я отсупруги Романа, которая, пролив кружку слез, немного пришла в себя.

—Эт-то вы м-меня изв-вините,— все еще хлюпая носом ответила вдова.— Я нехотела, чтобы меня к-кто-нибудь видел так-кой…

—Здесь нечего стыдиться,— тепло улыбнулся я,— это естественная реакция. Кстати, прежде чем я уйду, еще один момент…

Моя рука доведенным до автоматизма движением нырнула в карман, вытащила мобильник, а затем набрала цифры номера Лизаветы, который покойный Роман знал наизусть.

—А?— вопросительно подняла на меня заплаканные глаза женщина, когда с кухни донесся мелодичный перезвон ее смартфона.

—Сохрани этот номер,— попросил я.— Вне зависимости от того, какое решение ты примешь, вы сКсенией всегда можете рассчитывать на мою помощь. Даже если я разорву связь с сознанием твоего мужа, его воспоминания все еще останутся при мне. Ваш первый поцелуй, отпуск на море, кинотеатр под открытым небом, твое белоснежное свадебное платье и винное пятно на его подоле. Рождение Ксю, ее первый зубик, первый шаг, первый синяк. Нет, я нина что не претендую, не подумай плохого. Мне незачем лезть в вашу жизнь, ведь я понимаю, что чужой для вас. Но выдля меня — нет. Так что, если вдруг у вас возникнет какая нужда или проблема, можешь смело обращаться ко мне.

—К-какая проблема?— глупо переспросила Лиза.

—Да без разницы,— развел я руками.— Может деньги понадобятся или перевезти что-нибудь. А тои вовсе какой-нибудь отчаянный дурак, да примет бог к себе его душу, вздумает вас обидеть.

—Кхм… спасибо,— смутилась вдова, а потом зарделась еще сильнее.— А вот вы сказали, что знаете все, что иРома. Значит, про тот шалаш вам тоже известно?