Покои уберите ей

С богатством, с роскошью затеи,

Да попышней, повеселей.

И помнить я прошу всечасно, —

Пусть это будет вам закон, —

Что этой девушкой прекрасной

Я пылко увлечён.

А чтобы вы могли судить о том доверье,

С каким всегда я вас сужу,

Я вам невесту покажу,

Которой угодить должны вы в полной мере».

На Левантийских высота́х

Не так пленительна Аврора,

Какой явилась в их очах

Принцесса юная. И взоры

Едва Гризельда подняла,

Как в глубине души та нежность расцвела,

Что сердце матери питает.

О прежнем счастии, о юности своей

Она невольно вспоминает

И мысленно про дочь свою гадает:

«Ей было б столько ж лет, любимице моей.

И, может быть, была б красавица – кто знает!»

Так ей понравилась принцесса в этот миг,

И так порыв её был пылок и велик,

Что, лишь принцесса удалилась,

Гризельда очи к принцу подняла

И речь такую смело повела:

«Вам, повелитель мой, я докучать решилась

Нехитрой речью. Коль для вас открылась

С принцессой милою другая жизнь сейчас,

Так знайте, что она, воспитана прилежно,

Не сможет вынести своей душою нежной

Того, что вытерпела я от вас.

Нужда и бедность закалили

Меня в смиренье с детских лет,

Я выдержала всё, чему названья нет,

И жалобы уста мои не приносили.

Не приходилось горя ей терпеть,

И если взаперти придётся ей сидеть, —

Зачахнет и умрёт, я это верно знаю,

И вас, мой принц, я заклинаю

Её ласкать, любить, жалеть». —

«Подумайте о том, – ответил принц сурово, —

Чтобы исполнить то, что я велел.

Что может мне открыть такого,

Чего не знал бы я, простой пастушки слово,

И как судить ей мой удел?»

Гризельда ничего не отвечала,

И очи опустила, и ушла.

А между тем гостей в столицу призывала

Стоустая молва.

Принц во дворец их приглашает,

И в пышном зале, что огни

Торжеств ещё не озаряют,

Речь слушают его они.

«Надежды призрачной туманы —

Как видимость – полны обмана,

Примеров этому не счесть.

Кто скажет, что моя невеста молодая

Несчастлива, корону ожидая?

А на поверку так оно и есть.

Скажите, кто из вас поверит,

Что юный рыцарь сей, отважный весельчак,

Турниров обожатель, скуки враг,

На празднике моём грустит и лицемерит?

А между тем всё это так.

Поверить можно ли, что, если всё ликует,

Гризельда видит – и не плачет, не тоскует,

Ни жалоб нет у ней, ни грустного лица,

И нет её терпению конца?

И наконец скажу: ведь жизнь моя счастлива.

Другую отыскать такую не смогли вы,

Милее не найти избранницы моей.

Но если б нас судьба навек связала с ней,

То казни бы не выдумать ужасней

И не было б меня несчастней

Среди несчастнейших людей.

Загадка эта вам трудна и непонятна,

Но разъяснить её вам будет мне приятно,

И, разъяснив её, навек я истреблю

Все те несчастия, о коих говорю.

Узнайте же, друзья, что милая девица,

Которой будто бы пленился я душой,

Мне дочь родная. И на ней жениться

Не я, а рыцарь должен молодой.

Он к ней привязан страстью чудной,

Друг друга любят обоюдно.

Узнайте, наконец, что живо тронут я

Супруги кротостью примерной,

Её покорностью безмерной.

Ведь ревность недостойная моя

Её изгнала. Ныне обещаю

Любовью преданной жестокость искупить,

И одного лишь я желаю,

Чтоб горести свои могла она забыть,

И постараюсь я, раскаяньем объятый,

Её желания предупреждать

Сильней, чем я желал когда-то

Её мученьями терзать.

И пусть для всех времён легендой величавой

Живёт рассказ о ней, о твердости её,

Пусть все узнают, как её венчаю славой,

Великую любовь, сокровище моё!»

Как тёмный облак набегает,

Мрачнеют небеса,

Идёт суровая гроза,

И день, тускнея, замирает,

Но вдруг зефир, смеясь, летит,

Он тучи рвёт, и свет горит,

И всё опять вокруг сверкает,

И радостен природы вид,—

Так здесь во всех очах, где тихо грусть дрожала,

Веселье вспыхнуло и заиграло.

Навстречу, словно радостным лучам,

Принцесса дрогнула младая,

Отца безвестного нежданно узнавая,

И плача бросилась к его ногам.

Целует принц её, подняв с колен, уводит,

И к матери родной она с отцом подходит.

А мать едва миг счастья не убил,

Она почти что падает без сил.

Так много лет её страданье гложет,

И твёрдая душа её

Смиренно претерпела всё,

А радость вынести не может.

Едва могла она в объятья заключить

Потерянную дочь, рыданье грудь тревожит – Она лишь в силах слёзы лить.

«Не надо плакать! Час настал отрады, —

Ей молвит принц, – довольно горевать.

Наденьте прежние блестящие наряды,

Нам должно свадьбу дочери сыграть».

И в храм ведут тотчас чету младую,

Где обоюдный их обет

Соединит сердца, связуя

Их нежной верностью на много-много лет.

Шумит столица, щит о щит стучит в турнире,

И музыка вовсю гремит на пышном пире.

Но даже там, где жизнь так весело-шумна,

Все смотрят на Гризельду – вот она!

Великая в своём терпенье,

Всех вызывает восхищенье,

Хвалами всех окружена.

Все рады до того, что прославлять готовы

Капризы принца, всем теперь ясна

Его премудрость – в искусе суровом.

Предстала всем в сиянье новом

Гризельда – верная жена —

Навек примером образцовым.