Деннис далее указывает, что стереофильмы мстительновернулись (“Паразит” – Parasite, “Пятница, тринадцатое”, часть третья – Fridaythe 13-th, Part III, “Космический охотник” – Spacehunter, “Приключения взапретной зоне” – Adventures in the Forbidden Zone, “Сокровище четырех корон” –Treasure of the Four Crowns), и добавляет, что “для самых отъявленных любителейсозданы биполароидные постоянные очки”, но администратор кинотеатра сказал мне,что обычные солнцезащитные очки за двенадцать баксов тоже подойдут. Разве неудивительна современная технология?

И все же именно родители снова и снова пускают в прокатдиснеевские фильмы; при этом у них самих бегут по спине мурашки, когда онивспоминают, как они дрожали от ужаса в детстве.., потому что хороший фильмужасов (или полное ужаса завершение того, что может быть названо комедией илимультфильмом) прежде всего сбивает нас со взрослых подпорок и возвращает вдетство. И тут наша собственная тень снова может превратиться в злобного пса,зияющую пасть или манящую темную фигуру.

Возможно, наиболее четко осознание этого возвращения кдетству приходит в удивительном фильме ужасов Дэвида Кроненберга “Выводок” (TheBrood), в котором обеспокоенная женщина буквально рожает “детей гнева”, одногоза другим убивающих членов ее семьи. В середине фильма отец сидит в отчаянии вкомнате на верхнем этаже, пьет и оплакивает жену, которая первой испытала насебе гнев этого выводка. Мы видим саму кровать.., и неожиданно из-под неепоказываются когтистые руки и впиваются в пол рядом с туфлями отца. ТакКроненберг возвращает нас в прошлое: нам снова четыре года, и оправдались нашисамые мрачные догадки о том, что может прятаться под кроватью.

Ирония заключается в том, что дети гораздо лучше взрослыхприспособлены к тому, чтобы иметь дело с фантазией и ужасом на собственныхусловиях. Слова “на собственных условиях” я выделил курсивом не просто так.Взрослый способен справиться с катастрофическим ужасом – каким-нибудь вроде“Резня по-техасски с помощью механической пилы” (The Texas Chainsaw Massacre),– потому что понимает: все это не по-настоящему; когда съемки кончатся,мертвецы встанут и пойдут смывать сценическую кровь. Дети не способны провеститакое различие, и “Резня” вполне справедливо отнесена к категории R [84].Детям действительно такие сцены ни к чему, как ни к чему им и заключительныекадры “Ярости” (The Fury), где Джон Кассеветес буквально разрывается на куски.Но дело в том, что если вы посадите в первый ряд смотреть “Резню” шестилетнегоребенка и взрослого, который временно теряет способность различать вымышленное и“реальное” (как выражается Дэнни Торранс, маленький герой “Сияния” (TheShining) – допустим, вы дали взрослому за два часа до сеанса дозу ЛСД, – что ж,ребенку неделю будут сниться кошмары. Взрослый же проведет не меньше года вкомнате с обитыми резиной стенами, откуда будет писать домой письма цветнымимелками.

Некоторое количество фантазии и ужаса в жизни ребенкакажется мне полезным. Воображение помогает ему справиться с ними, а благодарясвоему уникальному положению в жизни дети способны заставить такие чувстваработать. К тому же они сами хорошо понимают уникальность своего положения.Даже в таком относительно упорядоченном обществе, как наше, им ясно, чтовыживут они или нет, от них совершенно не зависит. Дети до восьми лет“зависимы” во всех значениях этого слова; от отца и матери (или какого-нибудьих подобия) зависит не только наличие пищи, одежды и жилища, но и что машина непопадет в аварию, что они вовремя сядут на школьный автобус, что их приведутдомой из каб-скаутов [85] или “Брауниз” [86], что лекарства будутпокупаться в специальной упаковке, чтобы дети не могли их случайно вскрыть иотравиться, что их не ударит током, когда они возятся с тостером или играют всалон красоты Барби в ванной.

Этой зависимости противоречит врожденный инстинктсамосохранения. Ребенок осознает, что не контролирует ничего, и я подозреваю,что именно это заставляет его беспокоиться. Это приблизительно та же тревога,которую испытывают пассажиры самолета. Они не боятся, потому что воздушныйтранспорт считается безопасным; но они тревожатся, потому что ситуация от нихне зависит, и если что-то пойдет не так, все, что они могут, это сидеть, сжимаяв руках санитарный пакет или журнал. Напротив, информированный человек разумомотлично понимает, что поездка в машине гораздо опаснее самолета, и тем не менееза рулем чувствует себя комфортабельнее, потому что сохраняет контроль надситуацией.., или по крайней мере иллюзию его.

Тайная враждебность, которую люди питают к пилотамсамолетов, возможно, отчасти объясняет, почему, подобно мультфильмам Диснея,которые бесконечно крутят, старые волшебные сказки тоже живут вечно. Родитель,который протестующе вскидывает руки при мысли о том, что его ребенок пойдетсмотреть “Дракулу” или “Подмененного” (Changeling) (с его извращенным образомтонущего ребенка), вряд ли станет возражать, если его чадо почитает на сонгрядущий “Гензеля и Гретель”. Но вдумайтесь: в сказке о Гензеле и Гретельрассказывается о брошенном ребенке (да, организовала это мачеха, но все равносимволически она мать, а отец – пустоголовый простофиля, который во всемслушается жену, даже когда знает, что она не права; следовательно, мы можемсчитать ее аморальной, а его – активно злым, в библейском или мильтоновском смысле),далее происходит похищение (ведьма в конфетном доме), порабощение, незаконноезадержание и, наконец, оправданное убийство и кремация. Мало кто из родителейвозьмет ребенка на “Выжить” (Survive) – остросюжетный фильм об игроках в регби,которые выжили в авиакатастрофе в Андах благодаря тому, что питались погибшимитоварищами, но те же самые родители не возражают против “Гензеля и Гретель”,где ведьма откармливает детей, чтобы потом их съесть. Мы предлагаем детям такиесказки почти инстинктивно, возможно, на более глубинном уровне понимая, что ониявляются идеальными центрами кристаллизации страхов и враждебности.

Даже у снедаемых тревогой авиапассажиров есть свои волшебныесказки – все эти фильмы типа “Аэропорт”, которые, подобно “Гензелю и Гретель” имультфильмам Диснея, проявляют все признаки бесконечной жизни.., но которыеследует смотреть только на День благодарения. Потому что в каждом из нихснимается большое количество индеек [87].

Моя инстинктивная реакция на “Тварь из Черной лагуны” напоминалаужасный обморок наяву. Прямо на моих глазах происходил кошмар; весь ужас,который хранится у нас в генетической памяти, развертывался передо мной наэкране кинотеатра.