Но заиграла музыка, а невеста не появилась.

Он все стоял и ждал ее. Его близкие начали переглядываться и переговариваться, до него доносились их возмущенные возгласы. Первым заговорил его отец:

– Что, черт возьми, ты натворил, мальчик мой?

Хороший вопрос.

К сожалению, Джошуа знал на него ответ.

– Почему ты его обвиняешь? – спросила Фейт. Младшая сестра всегда защищала его, даже когда он этого не заслуживал.

– Потому что эта девушка любит его, – сказал его отец. В его голосе звучала непоколебимая уверенность. – Она не оставила бы его здесь стоять, если бы он ничего не сделал.

Пастор Джон поднял руки.

– Если есть какие-то сомнения по поводу брака, то, безусловно, лучше остановиться и рассмотреть эти сомнения, так как это союз, предназначенный для жизни.

– Не было у нее никаких сомнений, – ответил отец Джошуа, – это он все испортил.

– Когда двое любят друг друга… – Остальные слова пастора Джона потонули в шуме, но первые пять пронзили Джошуа, будто стрела.

«Когда двое любят друг друга».

Два человека. Любят друг друга.

Любовь должна быть направлена в обе стороны. Давать и брать.

И тогда он все понял. Он действительно понял, почему она не смогла смириться с жизнью с односторонними отношениями. Потому что она однажды их пережила. Потому что она уже пожила со своей матерью.

Даниэль была готова уйти от всего, что он ей предложил. От дома, от денег, от безопасности. Даже от его семьи. Уйти только потому, что у нее не было его любви, которая так много для нее значила.

Это осознание почти сломило его.

Он считал, что в нем мало любви. Он считал свою любовь разрушительной. И когда она стояла там, умоляя его любить ее, он считал, что его любовь не важна для их отношений.

Но для нее это было всем.

Как он посмел усомниться в ее чувствах к нему? Любовь для Даниэль была больше, чем ранчо и хороший секс. И она доказала это, потому что пожертвовала всем этим.

– Это была моя вина, – признался Джошуа. – Она сказала, что любит меня. А я ответил ей, что не могу любить ее.

– Ну, – фыркнула Фейт, – теперь даже я не смогу защитить тебя, тупица.

– Но ты же ее любишь, – возмутился отец. – Тогда зачем ты ей сказал, что не любишь?

Он просто испугался.

Он испугался принять жизнь, о которой мечтал, и отказался от нее только потому, что потерпел неудачу при первой попытке. Он испугался тех страданий, что последовали за первой попыткой.

– Потому что я трус, – ответил он. – Но больше я таким не буду.

Он подошел к скамье и взял букет.

– Я найду ее, – заявил он, – я знаю, что она недалеко, так как Райли здесь.

Внезапно он догадался, где она.

– Пастор, скажите, на сегодня назначены другие свадьбы?

Пастор Джон покачал головой.

– Нет. Только ваша. Немногие женятся в четверг.

– Надеюсь, если я ничего не испорчу, вы нам понадобитесь.

Погода была холодной, и у Даниэль быстро замерзли ноги. Но она не жалела, что сбросила туфли: не могла же она бегать на высоких каблуках, рискуя сломать себе шею.

Конечно, если бы она сломала себе шею, то потом ничего бы не чувствовала. А с разбитым сердцем так, к сожалению, не получается. Оно продолжает чувствовать. Боль – глубокую и бесконечную. Боль, которая распространялась от груди до кончиков пальцев.

Даниэль пошевелила пальцами ног. Справедливости ради, они, наверно, уже обморожены.

Лежа на том одеяле на чердаке, где Джошуа впервые с ней занялся любовью, она корила себя за свое решение спрятаться здесь. Ведь встреча со всеми, с Джошуа неизбежна. Ей нужно забрать Райли. Упаковать вещи. Снова познать жизнь впроголодь. Вернуться к работе кассира в каком-нибудь продуктовом магазине. Бороться с органами опеки.

Даниэль ожидала, что от этих мыслей ее охватит ужас. Что ее напугает перспектива надвигающейся бедности. Но ничего не случилось. Ей действительно было на все это наплевать. Ее волновало только то, что у нее не будет Джошуа.

Если бы у него не было денег, если бы он бедствовал так же, как она, Даниэль боролась бы вместе с ним.

С деньгами или без, бедным или богатым, он был нужен ей любой. Главное, чтобы он любил ее.

Иначе…

Даниэль закрыла глаза и вдохнула холодный, до остроты, воздух.

Все это время она отмахивалась от своей интуиции, от своего внутреннего голоса, который убеждал ее в том, что у их отношений будущего нет. Однако, когда настал решающий момент, перед свадьбой, она все же прислушалась к нему.

Она слишком хорошо знала, каково это – дарить свою любовь и ничего не получать взамен. Сначала ей было легко обманывать себя. Поддержку Джошуа, секс с ним – все это она воспринимала как ответное чувство.

Однако секс и поддержка были временными. Такие вещи быстро исчезают, если их не поддерживает любовь. Поняв это, она сбежала от него. Спасаясь от разбитого сердца, она сама же нанесла своему сердцу удар.

Даниэль фыркнула. И ради чего?

Ради гордости?

– К черту гордость, – прошептала она.

Она услышала, как открылась дверь конюшни, и свернулась калачиком. Кринолин под платьем царапал ноги. Она уткнулась лицом в руку, как ребенок. Как будто тот, кто сейчас зашел в конюшню, не сможет ее увидеть, пока она на него не посмотрит.

Потом она услышала звук шагов по лестнице. Она знала, кто это. Ну что ж. Она сегодня уже опозорилась перед ним.

– Я подумал, что найду тебя здесь.

Она не повернула голову, когда услышала его голос.

Вместо этого она еще сильнее сжалась.

Даниэль почувствовала, что Джошуа рядом, хотя, конечно, не могла ощутить исходящее тепло от его тела.

– Я принес тебе тот самый торт из «Поп-тартс», – сказал он. – Ну, я попросил Элисон из «Пирожка в небе» сделать такой. Должен признаться, выглядит он отвратительно. Нет, работу она проделала отличную, но мне трудно представить, что это съедобно.

В Даниэль вдруг вспыхнула ярость, да такая сильная, что ей пришлось сесть.

– К черту твой торт, Джошуа.

– Я думал, мы оба любим «Поп-тартс».

– Да. Только я не люблю лжи. А у них привкус лжи.

– На самом деле, – медленно произнес он, – я думаю, что торт из «Поп-тартс» ближе к истине, чем все, что я говорил там, в церкви. Ты сказала много того, что было правдой. Я просто трус, Даниэль. А чувство вины намного легче, чем горе.