в Париже, а я еще сталкивался с ним в Берлине во время олимпиады, и ни тогда, ни после он не был нацистом… Те сведения насчет немецких закупок в Голландии, которые я получил от него, признаны здесь очень ценными…

— Ты что, думаешь перехитрить меня, дурень? Причем тут политические взгляды господина Лерера? Кстати, это даже забавно. С каких пор принадлежность к нацистам такой порок в твоих глазах? Вопрос не в секретных сведениях, которые Франц Лерер дал тебе в дополнение к сделке, а в самой сделке…

Фред попытался снова увильнуть от объяснения, но когда Виснер не терпящим возражения тоном заявил: — Я видел вчера Монзи… понимаешь? — Фред решил переменить тактику:

— И что же сказал вам министр путей сообщения, что так восстановило вас против меня, дядюшка?

Так опытный наездник готовится взять препятствие. Дядя исподтишка любовался Фредом, ощущая своего рода семейную гордость.

— Министр путей сообщения, — начал он, отчеканивая слова, — счел своим долгом уведомить меня об одном мелком факте, который может доставить мне крупные неприятности… В самом деле, мне не пристало, чтобы мое имя, пусть даже через моего племянника, связывали с сомнительными аферами. История с дюнкеркским портом принадлежит к их числу. Понял? А история эта стала кое-кому известна, должно быть, через Второе отделение. После высылки Франца Лерера оно, надо полагать, не упускало его из виду, особенно с тех пор, как этот господин обосновался в Голландии, очевидно с целью любоваться ветряными мельницами… Короче говоря, некий штабной офицер, как видно, порядочная сволочь, да еще, вероятно, с убеждениями, пронюхал о ваших махинациях и отрапортовал обо всем генералу Денцу[400]. А тот доложил по начальству, и Даладье явился к Монзи…

— Не понимаю, дядя, о каких махинациях идет речь? Все было вполне законно… Что тут нашел министр путей сообщения?

— Не понимаешь? В самый разгар войны французский офицер, забронированный военным заводом, командированный со специальным заданием в Амстердам, добывает от господина Лерера, охарактеризованного выше, бумагу о передаче третьему лицу, небезызвестной мадемуазель Ландор, подданной нейтральной страны, денежных сумм, которые являются долгом германскому государству, находятся на хранении у одного парижского нотариуса и на которые наложен арест, как на неприятельское имущество… После чего в комиссию по финансовым делам обращаются с просьбой снять арест с этих сумм. Комиссия отказывает, тут следует вмешательство высокого лица, которое лучше не называть, — но вмешательство столь веское, что комиссия пересматривает свой отказ, и мадемуазель Ландор выплачивается тридцать миллионов франков… Конечно, эта сумма не пошла полностью мадемуазель Ландор, но для выплаты ее потребовалось, чтобы министр путей сообщения, как ты его величаешь, письменно признал долг французского правительства германскому правительству. И все это происходит через пять с половиной месяцев после объявления войны… Был ли он тут заинтересован лично — мне на это плевать… Монзи человек, в сущности, не корыстный, но он пускается в разные аферы с нефтью, с энциклопедиями, с газогенераторами, под его покровительством организуются компании, а потом — хлоп! — кто-то проворовался, и он спешит на выручку своим друзьям-приятелям… Я убежден, что себе он не взял ни единого су… Не помню уж после какого из очередных крахов он явился ко мне предлагать свои учредительские паи в «Радио Монте-Карло», потому что ему была до зарезу нужна смехотворно малая сумма. А тут он счел нужным предупредить меня — сам он рассчитывает, что его выгородит Даладье… уж не знаю, что он ему наплел… в этой истории все врут от начала до конца… но твое участие в ней, как ты понимаешь, не доставляет мне удовольствия. И самое умное, что ты можешь сделать, — это рассказать мне все без утайки, а я уж решу, какие срочно принять меры…

Фред посмотрел на дядю. Славный все-таки старик! Молодой Виснер помассировал себе щеки тыльной стороной руки и раздул ноздри. Сначала его даже бросило в жар, но ничего, дядюшка выручит… как выручил в тридцать седьмом году, когда у него тоже были неприятности… — Ну, что ж, — начал он и выложил карты на стол. По правде говоря, главный куш сорвали не они с Ритой Ландор, а некий, неизвестный ему, политический деятель, до войны всячески поддерживавший перед Монзи ту компанию, которой были поручены работы в дюнкеркском порту. Германское правительство уже лет десять, то есть еще до прихода к власти Гитлера, участвовало в этих работах поставками материалов, которыми ведал Франц Лерер. По поводу общей стоимости поставок возник спор. В июле этот вопрос, как и многие другие денежные споры между Германией и иностранными государствами, был уже почти улажен через посредство «Импириэл игл бэнк» в Амстердаме. Не дожидаясь окончательного урегулирования, банкир Вейсмюллер, будучи джентльменом в делах, выплатил господину Лереру долг французского правительства из собственных средств. Конечно, такая мелочь, как тридцать миллионов, не могла бы вызвать крах «Импириэл игл бэнк», но ведь известно, что войне как таковой предшествовала биржевая война, и вот тут-то «Импириэл игл бэнк» обанкротился, а Вейсмюллер покончил с собой. События развертывались в быстром темпе, сейчас же после объявления войны был наложен секвестр на неприятельские капиталы. — Отношения между мадемуазель Ландор и Вейсмюллером вам, дядюшка, известны, и она была единственным свидетелем сделки с Францем Лерером… естественно, что… тем более, что Вейсмюллеру незадолго до смерти надо было заткнуть какую-то дыру и он взял взаймы у мадемуазель Ландор ее великолепные бриллианты…

Виснер в упор смотрел на племянника. Фреду нравится такая версия — его дело. Только пусть не думает, что дядю легко провести. Если эти тридцать миллионов были долгом французского правительства Вейсмюллеру, французское правительство не имело никакого права выплачивать их мадемуазель Ландор, хотя бы последняя и предъявила расписку насчет своих бриллиантов… все поступления на имя покойного банкира по закону в первую очередь принадлежат кредиторам «Импириэл игл». Незачем указывать на это Фреду — он и сам отлично все знает. Однакоже… и старик Виснер, откашлявшись, заговорил: — Хорошо. Допустим, все это законно, архизаконно. Но как ты думаешь, мой мальчик, если бы этим делом занялись следственные власти, они, надо полагать, заинтересовались бы, что получил в обмен на бумажку, выданную Рите Ландор, господин Лерер от посредника, который явился к нему не только как уполномоченный заводов Виснер, но и как доверенное лицо министра путей сообщения. Ведь не исключено, что следственные власти докопаются и до того, в чем мне вчера признался Монзи… А раз посредником избрали именно тебя, Фреда Виснера, значит, тут было особое основание… или особая заинтересованность, — не