– Да уж, – согласилась Катенька, –лишнего слова не скажут, лают как собаки, а все потому, что мы бесплатные. Вотдевица, например, что сейчас приходила, явно новенькая, а тоже злая.

– Почему думаете, что новенькая?

– Хожу сюда почти год, всех знаю, а этупервый раз вижу.

Она замолчала. Я огляделась по сторонам.Шкафчик с какими-то лекарствами, названий которых никогда не видела:циклофосфан, зофран, метод-рексат.

– Пункцию больно делать? – обратилась яснова к Катюше.

Та молчала. Я глянула в дырочку и обомлела:лицо женщины приобрело странный синеватый оттенок, на лбу блестели крупныекапли пота. Рот судорожно подергивался.

Я выскочила из кабинета и бросилась кприветливой Аделаиде Петровне.

– Сейчас приду, – пообещала та.

Я понеслась назад. Катюше стало совсем плохо.

Наклонившись над ней, я услышала хриплый,прерывистый шепот:

– Сумка, возьми, отдай, Виолетта,страшная, страшная, отдай…

Женщина захрипела, изо рта потекла пена.Вошедшая Аделаида Петровна моментально выдернула капельницу и принялась делатьискусственное дыхание. Откуда ни возьмись принеслась куча народа. В несчастнуюКатюшу втыкали шприцы, громыхали какие-то аппараты. Потом ворвались двое мужчинс чем-то похожим на утюги, стали прикладывать к голой груди бедняжки и кричать:“Разряд!” Тело подпрыгивало на кушетке, но на мониторе по-прежнему ползлапрямая линия. Тут медики заметили меня и незамедлительно выгнали в коридор.

Я села возле кабинета, крепко сжимая двесумочки – свою и Катюшину. Примерно через полчаса появились санитары сносилками, на которых лежало тело, с головой закрытое простыней. АделаидаПетровна высунулась в дверь и поманила меня пальцем. Как агнец на заклание,вошла я снова в уже знакомую процедурную. На кушетке валялись грязные,скомканные простыни, стоял ужасный запах. Медсестра Галя рыдала у окна,судорожно повторяя:

– Не ставила капельницу, ей-богу, неставила. Пошла в аптеку…

– Прекрати, – оборвала стенание врач, –что, по-твоему, больная сама себе инъекцию ввела?

И как можно перепутать бутылки? Что ты ейвпустила, ну!

Бедная Галя затряслась как осиновый лист изарыдала пуще. Я решила вмешаться.

– Это не Галя делала укол! АделаидаПетровна уставилась на меня во все глаза.

– А кто? Святой дух?

– Нет, конечно. Вошла женщина в беломхалате и маске, наладила капельницу и ушла, я все в дырку видела!

Галя подскочила ко мне и схватила за руку:

– Пожалуйста, миленькая, дорогая,душенька, дайте свой адрес и телефон, вы единственный свидетель!

Я отдала ей визитную карточку. АделаидаПетровна промокнула кружевным платком вспотевший лоб, сама сделала мне пункцию,оказавшуюся самым обыкновенным уколом, и усталым голосом протянула:

– Вот ведь как бывает! Столько операцийвыдержала, шесть курсов химии! И на последнем уколе – аллергический шок! Ничегоподелать не смогли.

– Отчего это? – осторожнопоинтересовалась я, глядя, как доктор аккуратно упаковывает пробирку с какой-тожидкостью.

– Вскрытие покажет, – сообщила онколог, –скорей всего перепутали бутылки и ввели что-то совершенно неподходящее. Делоподсудное. Никак не пойму, что за медсестру вы видели? Высокая, крепкая, вхирургической маске?

– Да.

– Нет у нас таких. Девочки мелкие, маскине носят. И потом, в диспансере четкое разделение труда. Галя работает только впроцедурном. Она делает уколы и капельницы. В другую смену приходит

Лена. Больше никто не имеет права сюда дажезаходить.

Покачивая головой, Аделаида Петровна проводиламеня почти до выхода. У подъезда в машине сидел Кешка. Мы поехали домой цугом –сын впереди в “Мерседесе”, мать позади него в “Вольво”. Конечно, он на бешенойскорости умчался вперед. Я же, как всегда, тащилась в правом ряду. Ну боюсьгонять по улицам, да и вижу не слишком хорошо.

Сегодня голова была занята не дорогой. Передглазами вставала веселая, радующаяся жизни Катюша, потом возникла кушетка,медсестра… Стоп! От неожиданности нога сама собой нажала на тормоз. “Вольво”покорно замерла. Сзади раздались гудки и нетерпеливый крик. Но мне было все равно.Я поняла, что показалось странным в облике девушки – ботинки! На ногах увошедшей были самые обычные полуботинки черного цвета на шнурках, размера эдаксорок пятого. Ну покажите хоть одну даму с такой ножкой! Значит, капельницуналадил мужчина!

Утром спустилась в столовую абсолютноразбитая. Мерзкая шишка, после того как ее щупали и втыкали в нее иголки,принялась немилосердно болеть. Результаты анализов прибудут только через десятьдней, а вдруг и впрямь меланома? Что тогда? Аркашка, правда, уже взрослый, ноМаруся совсем ребенок, только-только тринадцать исполнилось. Полная грустныхраздумий, я принялась пить кофе, и тут на глаза попалась сумочка Катюши. Чтоона бормотала перед смертью? Надо отдать какой-то Виолетте? Что отдать?

Руки сами собой потянулись к потрепанной сумкеиз искусственной кожи и открыли замок. Небогатое содержимое вывалилось на стол.Расческа, дешевая губная помада, сильно припахивающая вазелином, связка ключей,носовой платок, пара мятных леденцов, кошелек и паспорт,

На первой страничке бордовой книжечки стояло:Виноградова Екатерина Максимовна, год рождения – 1959-й. Надо же, мы почтировесницы, а как отлично выглядела убитая, ни за что не дала бы женщине большетридцати пяти. Штампа о бракосочетании не было, зато в графе “Дети” обнаружилсяВиноградов Роман Иванович, 1978 года рождения. Так, все более или менее ясно.Мать-одиночка. Интересно, сообщили ли Роману о смерти Кати? Вдруг мальчишка всюночь разыскивал пропавшую мать? Потом, у бедняжки, вполне вероятно, есть отец имать, представляю, как они волнуются.

Заглянула в кошелек – проездной на метро,десять долларов, двести рублей и куча пробитых талончиков. Копеечная сумма, авдруг – последняя? Катюша совершенно не походила на богатую даму: простенькийсвитерок, старенькая юбочка!

Нет, надо ехать к ней домой, отдать сумку изаодно разузнать, кто такая Виолетта.

Жила несчастная женщина на Зеленой улице.Каскад белых блочных башен постройки семидесятых годов выглядел удручающе.Поплутав минут пятнадцать среди домов с одинаковыми балконами, я наконец нашланужный подъезд. Никакого домофона нет и в помине, стены на лестнице исписанынадписями “Мишка – казел” и “Спартак” – чемпион”. В лифте кто-то сжег кнопки,но сама машина, кряхтя и вздрагивая, доставила меня на девятый этаж.