– Ну и что! Это было давно. Я участвовал с ним всего водной операции, да и то десять лет назад.

– Это вас не удивляет? – в упор спросил генерал.

– Нет, – покачал головой гость, – я привыкничему не удивляться.

– Почему? – поинтересовался его собеседник. –У вас были основания его подозревать? Его кличка была, кажется, Оса.

– Конечно, нет. Просто в этих грязных играх всегдабывает масса двойников с обеих сторон. А что, он дал показания против меня?

– Нет, не в этом дело. Хотя это несколько усложняетситуацию.

Дронго молчал, понимая, что ему предстоит очереднаякомандировка.

– Пришел запрос, – словно читая его мысли, сказалгенерал. – Специальный комитет ООН приглашает одного из наших экспертов вВену, на очередное заседание комиссии советников ООН по контролю зараспространением наркотиков. Насколько нам стало известно, вам предложатпосетить приграничные районы Пакистана и Индии.

– Меня всегда поражает, что КГБ и ЦРУ могут иметь своихлюдей даже среди советников ООН, – мрачно пошутил гость.

Но генерал не любил шуток. И не понимал их.

– Во время посещения вы будете выполнять своиконкретные задачи. Но было бы неплохо, если бы вы могли уточнить и некоторыемоменты, интересующие нашу разведку. Особенно состояние нашей агентуры в Дели иИсламабаде. Вам это сделать легче, у вас будет официальное прикрытие экспертаООН.

– Хорошо, но почему этим интересуетсяконтрразведка? – не понял гость. – Простите, может, я не имею праваспрашивать, но при чем тут и другое ведомство?

Генерал взглянул на своего коллегу, сидевшего рядом. Тот,пожав плечами, промолчал.

– Это наше общее задание, – чуть устало ответилгенерал. – Этот вопрос интересует оба наших ведомства.

– Я могу узнать – почему?

– Вы знали генерала Полякова, резидента ГРУ в Дели? [3] – чуть поколебавшись, спросил полковник Родионов.

– Да, конечно. Я слышал о нем. Он был начальникомкакого-то факультета.

– Он работал на английскую разведку, – сухообъявил генерал. – Еще будут вопросы?

– Это я уже знаю, но, признаюсь, никак не ожидал.

Генерал Поляков был начальником факультета, где готовиликадры разведчиков, в том числе и для военной разведки.

– В последнее время у нас слишком много потерь, –терпеливо объяснил Родионов, – и много провалов. Мы хотим проверить нашулинию, так как считаем, что среди наших сотрудников могут оказаться двойныеагенты.

– Можно один вопрос?

– Один можно, – согласился генерал.

– Как вы на меня вышли? Насколько я знаю, моего личногодела нигде нет. Из оставшихся сотрудников никто не поддерживал со мной линиюконтакта. Я был практически недосягаем.

– Евгений Максимович Примаков был у генерала Шебаршина,и тот согласился помочь разыскать вас. Через него мы и вышли на вас, Дронго.Шебаршин считал, что такие агенты, как вы, составляют исключительную ценность ивас нельзя долго держать в резерве. Это не комплимент, – сухо сказалгенерал. – Я просто повторяю его слова.

– Понятно, – ответил он, вздохнув. Значит,Шебаршин сдал его самому Примакову. Это как-то утешало. Теперь у него будетновое ведомство. Или два хозяина одновременно. Значит, он снова будет работать.Хотя бы на месяц, на два он забросит свой всегда полный стол, заваленныйрукописями, и отправится выполнять Дело, Дело, ради которого он дал согласие наэту проклятую жизнь десять лет назад. Дело, ради которого он трижды был ранен,и последний раз очень тяжело. Дело, которое составляет смысл его жизни.

Он встал.

– Подробности завтра вам расскажет полковникРодионов, – быстро сказал генерал, протягивая руку.

Гость протянул свою. «Дронго снова в игре», – подумалон.

Выходя, он еще раз посмотрел на свой орден. Коробочкаосталась лежать на столе.

Через три часа после разговора он уже был на подмосковнойдаче, где получал необходимые документы. Весь его гардероб для зарубежныхвояжей был подготовлен в Москве, и он мог пользоваться им исключительно вовремя своей командировки. Для скромного литературного «клерка» фирменныекостюмы и импортные туфли были непозволительной роскошью. Для эксперта егокласса при работе за рубежом – необходимостью. Ему выдавали неплохиекомандировочные, да и в ООН платили как специалисту. Но абсолютно все, вплотьдо спичечных коробков, которые он привозил, он обязан будет оставить в Москве.Никто не должен догадываться о его настоящей работе. Он был не простосотрудником ООН. Дронго был профессионалом. Секретные организации многих странмира заплатили бы за любую информацию о нем, о его деятельности огромныеденьги. Таких, как он, было всего лишь несколько человек – аналитиков высшегокласса, профессионально работавших агентов, подготовленных к нештатнымситуациям.

На следующий день он выезжал в Польшу скорым поездом Москва– Варшава. В купе рядом с ним оказался словоохотливый поляк, неплохо говорившийпо-русски, и он почти всю ночь был вынужден слушать своего собеседника. Построгим законам конспирации он не мог даже взять два билета, чтобы выспаться вкупе, дабы не привлекать к себе внимания. Это тоже входило в правилапрофессионалов, которые он неукоснительно соблюдал.

Они сидели на небольшом балкончике на втором этаже,выходящем на тихую краковскую улочку.

– Как твои дела, Мигель? – Адам назвал его старымименем, под которым Дронго работал его заместителем семь лет назад.

– Ничего. – Он помнил, что тогда Адама звали«Шарль Дюпре», но он не мог и не хотел так называть своего бывшего шефа.Слишком тягостное воспоминание могло остаться у Купцевича после той операции.Из их группы тогда уцелели только они двое. В автомобиль, где сидели АдамКупцевич и еще один сотрудник ООН, была подложена бомба. Купцевич лишился обеихног, а ООН потерял своего специалиста. Дронго помнил, что этим специалистомбыла Элен Дейли, любимая женщина Адама Купцевича. Его единственная и последняялюбовь. Купцевич так и не женился после возвращения в Польшу. Спасли его тогдачудом, но ампутировали обе ноги. Дронго сделал все, что мог. Он нашел убийцупрофессионального наемника Алана Дершовица – и убил его. Более он ничего не могсделать тогда.

– Я слышал, ты был тяжело ранен? – спросил Адам.

– Да, в Нью-Йорке, три года назад.

– Как себя чувствуешь сейчас?

– Наверное, хорошо, если посылают на задание, –улыбнулся Дронго.

– Да, конечно, – согласился Купцевич, – а явот сижу здесь уже столько лет без дела.