Стрелок потянулся за камнем, из-за которого он чуть не упал.Здоровенный камень, наполовину вросший в песок. Его искалеченная правая руказаныла, когда грязь и острые грани камня врезались в открытую кровоточащуюплоть, но стрелок все же выдернул камень из слежавшегося песка и, закусив губы,поднял его.

— Дад-а-…— начало было чудовище, опуская и разжимая клешнипо мере того, как откатывала волна и замирал ее рев, но стрелок изо всех силгрохнул камнем по спине твари.

Раздался треск — это сломалась спина, покрытая пластинамипанциря. Чудовище бешено извивалось под камнем, его хвост неистово бил о песок,вверх-вниз, вверх-вниз. Его вопрошающие интонации обернулись глухими воплямиболи. Клешни щелкали, пытаясь схватиться за пустоту. Зазубренный клюв скрежетало комки песка и гальку.

И все же, когда набежала очередная волна, тварь попыталасьподнять клешни, и в то же мгновение стрелок наступил ей на голову своимоставшимся сапогом. Звук был таким, как будто хрустнуло много-много сухихтонких прутиков. Из-под каблука, брызнув на обе стороны, потекла какая-тогустая жижа. Черного цвета. Чудовище выгибалось дугой и неистово извивалось.Стрелок еще сильнее надавил сапогом.

Набежала волна.

Клешни чудища приподнялись на дюйм… на два дюйма… затряслисьи упали, судорожно сжимаясь и разжимаясь.

Стрелок убрал ногу. Зазубренный клюв, который оттяпал от егоживой плоти два пальца на руке и один на ноге, раскрылся медленно и закрылся.Один усик лежал, сломанный, на песке, другой бессмысленно трепыхался.

Стрелок еще раз припечатал ногой издыхающее чудовище. Потом— еще.

Вздохнув, стрелок с усилием отфутболил камень и прошелсявдоль правого бока твари, методично пиная панцирь левой ногой, ломая его,втаптывая бледные внутренности в темно-серый песок. Чудовище издохло, но длястрелка этого было мало: никогда в жизни, за все это долгое и непонятное времястранствий, он еще не был так тяжело ранен, к тому же все это произошло такнеожиданно.

Он продолжал втаптывать дохлого монстра в песок, пока неувидел посреди прокисшего месива свой собственный палец, белую пыль под ногтем— пыль с голгофы, где они с человеком в черном вели бесконечно долгий разговор.Вот тут-то стрелок отвернулся, и его вырвало.

Стрелок зашагал обратно к воде, пошатываясь, как пьяный,прижимая к рубахе свою искалеченную руку. Время от времени он оглядывался,чтобы удостовериться, что гнусная тварь не ожила, как какая-нибудь живучая оса,по которой колотят-колотят, а она все извивается, оглушенная, но живая…убедиться, что она не гонится за ним, задавая свои непонятные вопросы своим дожути отчаянным голосом.

На полпути до воды он остановился и стоял так, шатаясь,глядя на то самое место, где все это и началось. Глядя и вспоминая. По всейвидимости, он уснул чуть пониже предельной линии прилива. Он поднял с сырогопеска дорожную сумку и свой разодранный сапог.

В голом свете луны он увидел и других тварей — таких же — ив промежутке между набегающими волнами различил их вопросительные голоса.

Осторожно, по шагу за раз, стрелок отступил к тому месту,где галечный пляж переходил в траву. Там он уселся и сделал все, что надо былосделать: присыпал обрубки откусанных пальцев остатками табака, чтобы остановитькровотечение — присыпал погуще, не обращая внимания на новые приступы боли(теперь в этот хор вступил и оторванный большой палец ноги), а потом простосидел, покрываясь испариной на студеном ветру, и гадал, будет заражение или нети как ему теперь быть без двух пальцев на правой руке (что касаетсяревольверов, тут обе руки его были равны, но во всех остальных делах он ловчеесправлялся правой). А еще он гадал о том, ядовитая была тварь или нет, а еслида, то не проник ли уже этот яд ему в кровь, и настанет ли для него завтрашнийдень.

1

Три. Вот число твоей судьбы.

— Три?

— Да. Три — это тайна. Трое стоят в центре мантры.

— Кто эти трое?

— Первый черноволос. Сейчас стоит он на грани убийства играбежа. Демон его осаждает. Имя демону — ГЕРОИН.

— Что за демон еще? Я не знаю его, даже в сказках такогонет.

Он пытался говорить, но голоса не было, и голос оракулаЗвездной Шлюхи, Потаскушки Ветров, тоже исчез. Он видел, как падает карта изниоткуда в никуда, переворачиваясь в истоме тьмы. На карте скалился бабуин,восседающий на плече у молодого мужчины с черными волосами; его пальцы, до жутипохожие на человеческие, так глубоко вонзались юноше в шею, что их кончикиутонули в плоти. Присмотревшись внимательнее, стрелок разглядел, что в своейскрюченной душащей лапе бабуин держит плетку. Лицо юноши искажено гримасою бессловесногогнева.

— Узник, — по-дружески прошептал человек в черном (тот самыйУолтер, человек, которому стрелок доверял когда-то).— Правда, что-то в нем естьугнетающее? Что-то в нем есть угнетающее… что-то в нем есть… что-то…

2

Вздрогнув, стрелок проснулся, отмахиваясь от чего-то своейискалеченною рукою, уверенный, что одно из этих чудовищ с панцирем из ЗападногоМоря сейчас набросится на него , сдирая кожу с лица, отчаянно вопрошая его настранном своем языке.

Но вместо чудища он увидел какую-то морскую птицу,привлеченную бликами раннего солнца на пуговицах у него на рубашке; испуганновскрикнув, она отлетела прочь.

Роланд сел.

Боль пульсировала в руке, ужасная и бесконечная. В правойноге — тоже. Стрелок чувствовал свои пальцы, которых не было. То, что осталосьот нижней части рубахи, напоминало изодранную в пух и прах фуфайку. Он самотодрал одну полосу, чтобы перевязать руку, вторую — чтобы забинтовать стопу.

—Пошли прочь, — сказал он пальцам, которых не было. —Вас уженет, вы — фантомы. Пошли прочь.

Чуть-чуть помогло. Совсем не много, но все-таки. Да, этобыли фантомы, призраки, но только — живые.

Стрелок съел немного вяленого мяса. Соленое, оно было не врадость ни рту, ни желудку, но он все же заставил себя поесть и потомпочувствовал чуть получше: покрепче. Хотя, на самом-то деле, силы его были ужена исходе. Положение почти что безвыходное.

А ведь нужно еще кое-что сделать.

Он нетвердо поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Птицыпарили над морем и ныряли под воду, и больше не было никого. Как будто весь мирпринадлежал только им и ему. Чудовищ не наблюдалось. Может, они существа ночныеили выходят на берег только во время прилива. Сейчас это казалось почтиневажным.