– Где же, братцы славяне, Сталинград?

– Не выгружаемся вроде? Команды никакой не было. Успеемпожрать. Должно, не доехали. Наши уже вон с котелками идут.

И еще кто-то проговорил хрипловато и весело:

– Ох и ясное небо, налетят они!.. В самый раз!

Кузнецов, мгновенно стряхнув остатки сна, подошел к двери иот жгучего сияния пустынных под солнцем снегов зажмурился даже, охваченныйрежущим морозным воздухом.

Эшелон стоял в степи. Около вагона, на прибитом метельюснегу, группами толпились солдаты; возбужденно толкались плечами, согреваясь,хлопали рукавицами по бокам, то и дело оборачивались - все в одном направлении.

Там, в середине эшелона, в леденцовой розовости утра дымилина платформе кухни, напротив них нежно краснела из сугробов крыша одинокогоздания разъезда. К кухням, к домику разъезда бежали солдаты с котелками, и снегвокруг кухонь, вокруг журавля-колодца по-муравьиному кишел шинелями, ватниками- весь эшелон, казалось, набирал воду, готовился к завтраку.

У вагона шли разговоры:

– Ну и пробирает, кореши, от подметок! Градусовтридцать, наверно? Сейчас бы избенку потеплей да бабенку посмелей, и - "Впарке Чаир распускаются розы…".

– Нечаеву все одна ария. Кому что, а ему про баб! Вофлоте-то тебя небось шоколадами кормили - вот и кобелировал, палкой неотгонишь!

– Не так грубо, кореш! Что ты можешь в этом понимать!"В парке Чаир наступает весна…" Деревенщина, брат, ты.

– Тьфу, жеребец! Опять то же!

– Давно стоим? - спросил Кузнецов, не обращаясь ни ккому в отдельности, и спрыгнул на заскрипевший снег.

Увидев лейтенанта, солдаты, не переставая толкаться,притопывать валенками, не вытянулись в уставном приветствии ("Привыкли,черти!" - подумал Кузнецов), лишь прекратили на минуту разговор; у всехиней колюче серебрился на бровях, на мехе ушанок, на поднятых воротникахшинелей. Наводчик первого орудия сержант Нечаев, высокий, поджарый, издальневосточных моряков, заметный бархатными родинками, косыми бачками наскулах и темными усиками, сказал:

– Приказано было не будить вас, товарищ лейтенант.Уханов сказал: ночь дежурили. Пока аврала не наблюдается.

– А где Дроздовский? - Кузнецов нахмурился, взглянул наблещущие иглы солнца.

– Туалет, товарищ лейтенант, - подмигнул Нечаев. Метрахв двадцати, за сугробами, Кузнецов увидел командира батареи лейтенантаДроздовского. Еще в училище он выделялся подчеркнутой, будто врожденной своейвыправкой, властным выражением тонкого бледного лица - лучший курсант вдивизионе, любимец командиров-строевиков. Сейчас он, голый по пояс, играякрепкими мускулами гимнаста, ходил на виду у солдат и, наклоняясь, молча иэнергично растирался снегом. Легкий пар шел от его гибкого, юношеского торса,от плеч, от чистой, безволосой груди; и в том, как он умывался и растиралсяпригоршнями снега, было что-то демонстративно упорное.

– Что ж, правильно делает, - сказал серьезно Кузнецов.

Но, зная, что сам не сделает этого, он снял шапку, сунул еев карман шинели, расстегнул ворот, подхватил пригоршню жесткого, шершавогоснега и, до боли надирая кожу, потер щеки и подбородок.

– Какой сюрприз! Вы к нам? - услышал он преувеличеннообрадованный голос Нечаева. - Как мы рады вас видеть! Мы вас всей батареейприветствуем, Зоечка!

Умываясь, Кузнецов задохнулся от холода, от пресно-горькоговкуса снега и, выпрямившись, переводя дыхание, уже достав вместо полотенцаносовой платок - не хотелось возвращаться в вагон, - опять услышал позади смех,громкий говор солдат. Потом свежий женский голос сказал за спиной:

– Не понимаю, первая батарея, что у вас здесьпроисходит?

Кузнецов обернулся. Вблизи вагона среди улыбающихся солдатстояла санинструктор батареи Зоя Елагина в кокетливом белом полушубке, ваккуратных белых валенках, в белых вышитых рукавичках, не военная, вся,мнилось, празднично чистая, зимняя, пришедшая из другого, спокойного, далекогомира. Зоя строгими, сдерживающими смех глазами смотрела на Дроздовского. А он,не замечая ее, тренированными движениями, сгибаясь и разгибаясь, быстро растиралсильное порозовевшее тело, бил ладонями по плечам, по животу, делая выдохи,несколько театрально подымая грудную клетку вдохами. Все теперь смотрели нанего с тем же выражением, какое было в глазах Зои.

– Лейтенант! - окликнула Зоя звонким голосом. - Можноспросить: когда вы окончите процедуру? Я хотела бы к вам обратиться.

Лейтенант Дроздовский стряхнул с груди снег и снеодобрительным видом человека, которому помешали, развязал полотенце на талии,разрешил без охоты:

– Обращайтесь.

– Доброе утро, товарищ комбат! - сказала она, иКузнецов, вытираясь платком, увидел, как чуть подрожали кончики ее ресниц,мохнато опушенных инеем. - Вы мне нужны. Ваша батарея может уделить мневнимание?

Не спеша Дроздовский перекинул полотенце через шею, двинулсяк вагону; поблескивали, лоснились омытые снегом плечи; короткие волосы влажны;он шел, властно глядя на толпившихся у вагона солдат своими синими, почтипрозрачными глазами. На ходу уронил небрежно:

– Догадываюсь, санинструктор. Пришли в батареюпроизвести осмотр по форме номер восемь? Вшей нет.

– Дорогая Зоечка! - подхватил сержант Нечаев, скользяразмягченным взглядом по опрятно-чистенькому полушубку Зои, по санитарной сумкена ее бедре. - В нашей батарее абсолютный порядок. Паразитических насекомыхднем с огнем не найдете. Не тот адрес… Как сегодня спали? Никто не мешал?

– Много болтаете, Нечаев! - отсек Дрозовский и, пройдямимо Зои, взбежал по железной лесенке в вагон, наполненный говором вернувшихсяот кухни, взбудораженных перед завтраком солдат, с дымящимся супом в котелках,с тремя набитыми сухарями и буханками хлеба вещмешками. Солдаты с обычной длятакого дела толкотней расстилали на нижних нарах чью-то шинель, приготавливаясьна ней резать хлеб, нажженные холодом лица озабочены хозяйственной занятостью. ИДроздовский, надевая гимнастерку, одергивая ее, скомандовал:

– Тихо! Нельзя ли без базара? Командиры орудий,наведите порядок! Нечаев, что вы там стоите? Займитесь-ка продуктами. Вы,кажется, мастер делить! С санинструктором займутся без вас.

Сержант Нечаев извинительно кивнул Зое, взобрался в вагон,подал оттуда голос:

– В чем причина, кореши, прекратить аврал! Чегорасшумелись, как танки?

И Кузнецов, испытывая неудобство оттого, что Зоя видела этушумную суету занятых дележкой продуктов солдат, уже не обращавших на неевнимания, хотел сказать с какой-то ужасающей его самого лихой интонацией:"Вам в самом деле нет смысла проводить в наших взводах осмотр. Но простохорошо, что вы к нам пришли".