– Отвечая на ваш вопрос, хочу сказать вам одно: четыремесяца они осаждали Сталинград, но не взяли его. Теперь мы начали наступление.Враг должен почувствовать нашу силу и ненависть полной мерой. Запомните идругое: немцы понимают, что здесь, под Сталинградом, мы перед всем миромзащищаем свободу и честь России. Не стану лгать, не обещаю вам легкие бои -немцы будут драться до последнего. Поэтому я требую от вас мужества и сознаниясвоей силы!

Генерал выговорил последние слова возбужденным голосом,какой не мог не возбудить других; и Кузнецов колюче ощутил убеждающую властьэтого худого, в черном полушубке, человека с болезненным, некрасивым лицом,который, пройдя соседнюю батарею, приближался к хозвзводу. И, еще не зная, чтобудет докладывать генералу, оказавшись здесь, около кухонь, он подал команду:

– Смир-рно! Равнение направо! Товарищ генерал, хозвзводпервой батареи второго дивизиона…

Он не закончил доклад; вонзив палочку в снег,генерал-лейтенант остановился против замершего хозвзвода, вопросительно перевелжесткие глаза на командира дивизии Деева. Тот с высоты своего роста ответил емууспокаивающим кивком, улыбнулся яркими губами, сказав крепким молодымбаритоном:

– Потерь здесь, товарищ генерал, нет. Все целы. Так,старшина?

– Нимая ни одного хлопця, товарищ полковник! - преданнои бодро выкрикнул Скорик, непонятно почему вставляя в речь украинские слова. -Старшина батареи Скорик! И, по-бравому развернув грудь, застыл с тем жевыражением полного послушания.

Бессонов стоял в четырех шагах от Кузнецова, были виднызаиндевевшие от дыхания уголки каракулевого воротника; худощавые, гладковыбритые сизые щеки, глубокие складки властно сжатого рта; из-под приспущенныхвек что-то знающий, усталый взор много пережившего пятидесятилетнего человекаколюче ощупывал нескладные фигуры ездовых, каменную фигуру старшины. СтаршинаСкорик, круто выпятив грудь, сдвинув ноги, подался вперед.

– Зачем так по-фельдфебельски? - произнес генералскрипучим голосом - Вольно.

Бессонов выпустил из поля зрения старшину, его хозвзвод иутомленно обратился к Кузнецову.

– А вы, товарищ лейтенант, какое имеете отношение кхозяйственному взводу? Кузнецов вытянулся молча.

– Вас застал здесь налет? - как бы подсказывая,проговорил полковник Деев, но соучастливым был его голос, брови же полковникараздраженно соединились на переносице. - Почему молчите? Отвечайте. Васспрашивают, лейтенант.

Кузнецов почувствовал нетерпеливо-торопящее ожиданиеполковника Деева, заметил, как старшина Скорик и его разношерстный хозвзвододновременно повернули к нему головы, увидел, как переминались сопровождающиекомандиры, и выговорил наконец:

– Нет, товарищ генерал…

Полковник Деев прижмурил на Кузнецова рыжие ресницы.

– Что "нет", лейтенант?

– Нет, - повторил Кузнецов. - Меня здесь не засталналет. Я ищу своего командира орудия. Его не оказалось на поверке. Но я думаю…

– Никаких командиров орудий в хозвзводе нет, товарищгенерал! - выкрикнул старшина, захлебнув в грудь воздух и выкатив глаза наБессонова.

Но Бессонов не обратил на него внимания, спросил:

– Вы, лейтенант, прямо из училища? Или воевали?

– Я воевал… Три месяца в сорок первом, - проговорилКузнецов не очень твердо. - А теперь окончил артиллерийское училище…

– Училище, - повторил Бессонов. - Значит, вы ищетесвоего командира орудия? Смотрели среди раненых?

– В батарее нет ни раненых, ни убитых, - ответилКузнецов, чувствуя, что вопрос генерала об училище вызван, конечно,впечатлением о его беспомощности и неопытности.

– А в тылу, как вы понимаете, лейтенант, не бываетпропавших без вести, - поправил Бессонов сухо. - В тылу пропавшие без вестиимеют одно название - дезертиры. Надеюсь, это не тот случай, полковник Деев?

Командир дивизии несколько подождал с ответом. Стало тихо.Отдаленно донеслись неразборчивые голоса, свистящее шипение паровоза. Тамзалязгали, загремели буфера: от состава отцепляли два пылающих пульмана.

– Не слышу ответа.

Полковник Деев заговорил с преувеличенной уверенностью:

– Командир артполка - человек новый. Но подобныхслучаев не было, товарищ генерал. И, надеюсь, не будет. Убежден, товарищгенерал.

У Бессонова чуть дернулся край жесткого рта.

– Что ж… Спасибо за уверенность, полковник.

Хозвзвод стоял, так же не шевелясь, старшина Скорик,окаменев впереди строя, делал бровями страшные подсказывающие знаки Кузнецову,но тот не замечал. Он чувствовал сдержанное недовольство генерала при разговорес командиром дивизии, неспокойное внимание штабных командиров и, с трудомпреодолевая скованность, спросил:

– Разрешите идти… товарищ генерал?

Бессонов молчал, недвижно всматриваясь в бледное лицоКузнецова; озябшие штабные командиры украдкой терли уши, переступали с ноги наногу Они не вполне понимали, почему командующий армией так ненужно долгозадерживается здесь, в каком-то хозвзводе. Никто из них ни полковник Деев, ниКузнецов, не знал, о чем думал сейчас Бессонов, а он, как это бывало часто впоследнее время подумал в ту минуту о своем восемнадцатилетнем сыне, пропавшембез вести в июне на Волховском фронте. Пропавшем по косвенной его вине,представлялось ему, хотя умом понимал, что на войне порой ничто не может спастини от пули, ни от судьбы.

– Идите, лейтенант, - проговорил тяжелым голосомБессонов, видя неловкие усилия лейтенанта побороть растерянность. - Идите.

И он с сумрачным видом поднес руку к папахе и, окруженныйгруппой штабных командиров, зашагал вдоль эшелона, намеренно нажимая наболевшую ногу Она замерзала.

Боль обострялась, как только замерзала нога, а Бессоновзнал, что ощущение боли в задетом осколком нерве останется надолго, к ней нужнопривыкнуть. Но то, что ему постоянно приходилось испытывать мешающую боль вголени, отчего немели пальцы на правой ступне и нередко появлялось нечтопохожее на страх перед бессмысленным лежанием в госпитале, куда опасалсяпопасть вторично, если откроется рана, и то, что после назначения в армию онвсе время думал о судьбе сына, рождало в нем тревожные толчки душевнойнеполновесности, непривычной зыбкости, чего терпеть не мог ни в себе, ни вдругих.

Неожиданности в жизни случались с ним не так часто. Однаконазначение на новую должность - командующего армией - свалилось как снег наголову. Он принял армию новенькую, свежесформированную в глубоком тылу, уже вдни погрузки ее в вагоны (ежесуточно отправлялось на фронт до восемнадцатиэшелонов), и сегодняшнее знакомство с одной из ее дивизий, разгружавшейся нанескольких станциях северо-западнее Сталинграда, не совсем удовлетворило его.Это неудовлетворение было вызвано непредвиденным налетом"мессершмиттов" и необеспечением прикрытия с воздуха района выгрузки.Выслушав же оправдательные объяснения представителя ВОСО: "Десять минутназад улетели наши истребители, товарищ командующий", - он взорвался:"Что значит - улетели? Наши улетели, а немцы вовремя прилетели! Грош ценатакому обеспечению!" И, сказав так, теперь жалел о своей невоздержанности,ибо не комендант станции отвечал за прикрытие с воздуха; этот подполковник ВОСОпросто первым попался ему на глаза.