– Нет, правда? – шофер ей сразу же поверил и таквзбудоражился, что едва не въехал в пустую автобусную остановку.

– Правда, правда, – подтвердила Таня,волнуясь. – Только вы на дорогу смотрите, а то угробите достояние страны.

– А можно у него будет автограф попросить? – своодушевлением спросил шофер, поглядев в зеркальце заднего вида. Вероятно,надеялся получше разглядеть своего кумира.

– Попросить-то можно, – ответилапассажирка. – Только вряд ли он даст. По-моему, он сейчас не в состояниидаже крестик нарисовать.

Тем временем дорога привела их к Таниному дому. Заведя машинуво двор, таксист лихо подрулил к указанному подъезду, выключил мотор и самвызвался дотащить Рысакова до квартиры.

– А вы его жена? – спросил он, сверкнув на Танювосторженными глазами.

– Коллега. Я с вечеринки уходила последняя, а он лежална полу, – объяснила она. – Не могла же я его бросить.

На улице было холодно и противно. Фонарь, торчавший напротивподъезда, казался лейкой, из которой вовсю поливали двор. Ветер неистовствовалгде-то наверху, и по небу тащились тучи, похожие на огромные китобойныекорабли. Между ними, то появляясь, то исчезая, билась загарпуненная луна.

Таня сразу стала мокрой, как будто только что выкупаласьпрямо в одежде. Платье противно липло к телу, а прическа погибла безвозвратно.Извлеченный из салона и поставленный на нетвердые ноги Рысаков разлепил веки ипосмотрел по сторонам изумленным младенческим взором. Потом, раскрыв рот ивысунув язык лопаткой, попытался поймать летящие сверху капли, помотал головойи с пафосом заявил:

– Жизнь дается человеку для того, чтобы он утолялжажду! – И сразу навострился упасть лицом вниз.

Однако шофер был начеку. Он присел, подхватил Рысакова иловко повесил его себе на плечо. Голова пьяного оказалась у него за спиной, азад обратился к небесам.

По мостовой несся пузырящийся поток воды и, яростно ворча,уходил в забранный решеткой водосток. Таня поскакала к подъезду открыватьдверь, шофер, тяжело ступая, двинулся за ней.

– А вы смотрели мое кино? – громко и нагло спросилталант у своего поклонника и требовательно стукнул того кулаком по почкам.

– Смотрел, смотрел, – ответила за шофера Таня,мечтавшая как можно скорее оказаться дома.

– Я играл вампира! – продолжал разглагольствоватьРысаков. – Стра-а-ашного вампира! У которого были огро-о-омные зубы…

Он попытался укусить шофера за пиджак, пропитанный тяжелымтабачным духом, но не преуспел и только больно проехался носом по сукну.

Открыв дверь квартиры, Таня включила свет, скинула босоножкии прошлепала в комнату, показывая, куда свалить тело. У шофера оказалисьрастоптанные ботинки с узкими носами, после них на паркете остались грязныеследы, похожие на сигары. Плату за дополнительный подъем груза на третий этажон брать категорически отказался. И еще некоторое время топтался возле дивана,разглядывая Рысакова с умилением матери, только что убаюкавшей любимое чадо.

– Надо же, – приговаривал он, призывая Таню всвидетели. – Живой артист! Собственной персоной! Мне он больше всех всериале понравился. Я просто живот надорвал, когда он на мосту пытался старушкузакусать, а она его по голове сумкой била! И он свалился в воду, а потом накатер влез и одного туриста себе приглядел, а тот оказался иностранцем и всеповторял «ду ю спик инглиш»? Помните?

– Помню, – сказала Таня, у которой от холода зубна зуб не попадал, а потом коварно добавила: – Знаете, я беспокоюсь. У вас таммашина двор перегородила…

Таксист мигом испарился, и Таня, чертыхаясь, тут жебросилась сдирать с себя мокрое платье. Потом она сделала попытку раздетьРысакова, волнуясь, впрочем, не только за его здоровье, но и за свой промокший диван.Тихон, однако, раздеваться категорически не хотел. Сначала он просто вялосопротивлялся и что-то сонно бормотал, однако оставшись без штанов, принялсянеожиданно резво лягаться, вероятно, защищая свою честь. Получив пяткой вживот, Таня плюнула на него и отправилась в душ. Когда она вернулась, еенезваный гость крепко спал, трогательно свернувшись калачиком. Она накрыла еготолстым одеялом и погасила в комнате свет.

Было уже позднее утро, а Таня все никак не могла проснуться.Разбудил ее настойчивый звонок в дверь, и сколько девушка не накрывала подушкойголову, отделаться от назойливых переливов ей так и не удалось. Охнув, она селана постели и потерла лицо ладонями, чтобы поскорее прийти в себя. Потомнакинула халат и полетела открывать. Попутно она заметила, что Рысакова надиване нет, зато из ванной комнаты доносился шум льющейся воды. В воздухе виталлегкий похмельный запах.

– Кто там? – машинально спросила Таня, незаглядывая в «глазок».

– Это я, – ответил знакомый голос, и с Танимгновенно слетели остатки сна. За дверью стоял Таранов! Тот самый тип, которыйровно год назад разбил ее сердце.

Впрочем, как выяснилось, сердец у нее было штук сорок, неменьше. Потому что всякий раз, стоило ей вспомнить о подлой измене Таранова,очередное сердце подпрыгивало в груди, а потом шарахалось оземь и разлеталосьна крошечные осколки.

«Господи, сегодня же пятое число, – подумалаТаня. – Пятое… Год назад именно пятого числа это и случилось. Юбилей, таксказать».

– Тань, открой, пожалуйста, – попросил из-за двериневидимый Таранов. – Это ужасно важно.

Она глубоко вздохнула, решительно распахнула дверь… иувидела огромный букет роз, скрывавший нежданного гостя.

– Привет, – сказал гость, выныривая из цветочныхзарослей. Букет оказался колючим, свежим и источал сладостный аромат, которыйвсегда сводил Таню с ума. Равно как и его даритель.

Хотя в это утро Алексей Таранов выглядел не самым лучшимобразом. Было очевидно, что накануне он провел бессонную ночь: под глазами унего залегли лиловые тени, светлые волосы были взъерошены, короткая щетинапробивалась неровными клочьями. Впрочем, такому лицу практически всё былонипочем – слишком обаятельная улыбка, слишком волевой подбородок, слишком многовдохновения в глазах.

Вероятно, талант вписали в метрику Таранова вместе с именеми фамилией. В театральный его приняли сразу на второй курс, на работу взяли взнаменитый московский академический театр. Правда, старая гвардия держала егона вторых ролях, отчего-то полагая, что настоящий артист может состоятьсятолько годам к сорока—пятидесяти. Но Таранов мог сыграть всякие там «кушатьподано» и третьих стражников так здорово, что зрители сразу же верили – именноздесь скрыт гениальный режиссерский замысел, именно эта роль одна из ключевых вспектакле. Таня всегда открыто и искренне восхищалась его талантом. В те редкиедни, когда Лешка все же впадал в уныние, она стараясь всеми силами поддерживатьего оптимизм и уверенность в себе. Сама она ни на секунду не сомневалась, чтоне за горами тот день, когда Таранов хлопнет дверью и уйдет к нормальному,современному режиссеру в популярный продвинутый театр. «Вот тогда, –мстительно размышляла Таня, – эти замшелые „академики“ поймут, какоесокровище потеряли, станут локти кусать, да поздно будет».