Впрочем, все это было давно, очень давно. До Ледниковогопериода. До коварной измены.

– В квартиру-то пустишь? – спросил Тарановнебрежным тоном и задрал одну бровь.

– Заходи, – разрешила Таня после секундногоколебания и пропустила его в коридор.

Он вошел и сразу же увидел мужские ботинки – ботинкиРысакова. Несмотря на маленький рост, лапа у этого типа была сорок последнегоразмера. Кроме того, он обладал довольно мощным баритоном, и именно сейчас емупришло в голову попеть. Шум льющейся воды и мужские рулады, доносящиеся изванной комнаты, разрушили все планы Таранова. Настроение у него явноиспортилось. Он испепелил рысаковские башмаки взглядом, потом криво усмехнулсяи сказал:

– Вообще-то я пришел мириться, но теперь раздумал. Такчто прими цветочки в знак нашей былой привязанности, позволь поцеловать ручку,и я отчаливаю!

– Ты всерьез надеялся, что я стану с тобоймириться? – гневно воскликнула Таня, пристроив тем не менее розы натумбочку. – После того, что ты сделал?!

– Ничего такого я не делал, – сварливо заявилТаранов и яростно потер щетину на подбородке. – Ты даже ни разу неудосужилась меня выслушать! Я сразу мог бы всё тебе объяснить.

– Сразу – это когда я застукала тебя в постели с голоймымрой? – саркастически воскликнула Таня. – Именно после этого ядолжна была тебя слушать?!

– Ты ничегошеньки не поняла, – нагло заявилТаранов и посмотрел на нее бестрепетным взором. – Вернее, ты поняла всенеправильно.

– Да что там было понимать-то?! – едва незадохнулась от возмущения Таня. Она так разозлилась, что на минуту даже забыла,сколько слез пролила за этот год, оплакивая свою подло обманутую любовь. –Утром ты делаешь мне предложение, а вечером я нахожу тебя в чужой постели! Ктому же не в чьей-нибудь, а в постели этой тощей дуры Регины!

– Еще немного, и ты лопнешь от злости, – спокойнозаметил Таранов. – У меня была надежда, что мы поговорим по-человечески,но, судя по всему, ты еще недостаточно остыла, чтобы разговариватьцивилизованно.

– Я не кастрюля, чтобы остывать со временем!

– И вообще, можно подумать, что если бы ты нашла меня впостели какой-нибудь другой женщины, ты расстроилась бы меньше.

– Иди ты к чертовой бабушке со своими рассуждениями!

– Значит, ты снова отказываешься меня выслушать? Нупойми ты – это ведь была чистая случайность.

– Расскажи это своей старой шляпе! Случайно можнопровалиться в канализационный люк или сесть не в тот автобус. А не в ту постельслучайно не попадают.

Тем временем Рысаков выключил душ и полез из ванны, теребяпластиковую занавеску, ойкая и чертыхаясь. Потом он несколько раз кашлянул,прочищая горло, и заунывно затянул:

– Кони мои, конюшки, во зеленом полюшке…

Таранов поморщился и, поцокав языком, сказал:

– Паршиво поет. – Таня вдохнула полной грудью,собираясь прокомментировать его замечание, но он быстро добавил: – Ладно,ладно, у него наверняка полно других достоинств. В общем, ты не желаешьвыслушать версию потерпевшей стороны?

– Это ты – потерпевшая сторона?!

– Конечно. Я лишился любимой женщины. Разве это неповод для расстройства?

Щеки Тани запылали, но она постаралась поскорее взять себя вруки.

– Спасибо за цветы. И до свидания, – звонкимголосом сказала она.

В глазах Таранова появилась досада.

– Надеюсь, ты не забыла про антрепризу? – спросилон. – В ближайшее время нам с тобой предстоит довольно часто встречаться.На сцене.

Услышав слово «сцена», Таня почему-то сразу же вспомнила освоем внешнем виде. Боже, на кого она, должно быть, похожа! Этот халат, волосыторчком… Однако злость на Таранова тут же вытеснила из ее головы все глупыемысли, и она снова ринулась в бой.

– Ах, вот почему ты явился мириться! Боишься, что нашассора помешает твоей работе… Не волнуйся, если по ходу пьесы тебя должны будутзастрелить, я не подменю пистолет на настоящий.

– Я пришел совсем не из-за работы, и ты это прекраснознаешь.

Таранов пристально посмотрел ей в глаза, и Таня немногосмутилась. Его открытый и твердый взгляд всегда выводил ее из состояниядушевного равновесия. Возможно, еще немного, и она бы пошла на попятный… Но тутиз ванной комнаты донеслось звяканье флаконов, и уверенный голос завел:«Конюшки, коняши, у моей Марьяши серые глаза-а-а…»

– Перестань петь, ради Бога! – в сердцахприкрикнула Таня на запертую дверь.

В ванной повисла настороженная тишина. Потом там пустилитонкой струйкой воду и зашуршали пакетами.

– В последний раз спрашиваю, – процедилТаранов. – Ты выслушаешь мою версию?

Но момент уже был упущен, и Таня снова закусила удила.

– Я не суд, чтобы выслушивать различные версии, –упрямо ответила девушка, твердо встретив его взгляд. – Я живая и оченьэмоциональная. И я тебя предупреждала, что единственное, чего я не смогупростить – это измены.

– Но я тебе не изменял!

– Вероятно, это был твой брат-близнец.

– Меня напоили водкой, я был не в себе.

– Да-а? А мне ты не показался пьяным. По крайней мере,ты выглядел вполне вменяемым и мог отвечать на вопросы. Когда я вошла в номер,ты довольно бойко со мной пообщался.

– Это еще ничего не значит!

– Уходи.

Она открыла дверь и встала так, чтобы Таранов понял – еговыставляют.

– Жаль, – сказал тот и пожал плечами. – Можнобыло бы спасти замечательные отношения. Однако раз ты не хочешь…

– Не хочу, – подтвердила Таня.

– Ну, ладно… Раз так… – Было видно, что теперьТаранов не на шутку разозлился. – Только не приходи потом с извинениями. Изапомни: сегодня ты сама захлопнула дверь перед своим счастьем.

Когда он злился, у него белели крылья носа. Так, спобелевшим носом, он выскочил за дверь и помчался по лестнице, чуть не сбив сног ошарашенную его импульсивностью соседку.

Таня закрыла за ним дверь и осталась стоять в коридоре. Онасмотрела на яркие головки цветов, и их нежный запах казался ей ядовитым. Слезыотчаяния подступили было к глазам, но тут снова раздался голос Рысакова.

– Ой, то не вечер, то не вечер, – осторожно пропелон. – Мне малым-мало спалось…

– Спалось тебе отлично, дружок! – крикнула Таня,подходя к запертой двери. – Хватит полоскаться, выходи.

– Иду, – быстро ответил Рысаков и через паузунеуверенно добавил: – Милая.

Таня хмыкнула. Вероятно, проснувшись, Тихон увидел на спинкекресла брошенные предметы дамского туалета и теперь пытался прояснить для себя,какие подвиги совершал ночью.