Мне кажется, я сделала это в основном потому, что больше никогоне было рядом с ней. У Веры был поверенный в делах по имени Гринбуш, но он жилв Нью-Йорке и не собирался приезжать на Литл-Толл, чтобы она могла орать нанего из окна своей спальни, что простыни нужно вешать на шесть прищепок, а нена четыре, он не собирался убирать ее гостиную и менять ей белье, вытирая еетолстую задницу, пока она обвиняла бы его в краже десяти центов из фарфоровойкопилки-свиньи и кричала, что отдаст его за это под суд. Гринбуш умыл руки; этоя подтирала за ней дерьмо, выслушивала весь этот бред о простынях, пыли ифарфоровой копилке.

Ну и что из этого? Я не ждала никакой награды, мне не нужнабыла медаль за самоотверженность. В своей жизни я выгребла столько дерьма, аеще больше выслушала (не забывайте — как-никак я была замужем за ДжоСент-Джорджем почти шестнадцать лет), но я же не стала от этого рахитичкой. Мнекажется, я прилепилась к ней потому, что у нее больше никого не было; ейпришлось выбирать между мной и домом для престарелых. Дети никогда непроведывали ее, и мне было жалко Веру именно по этой причине. Я вовсе не ждала,что они будут активно вмешиваться в ее жизнь, помогать и ухаживать за ней, но яне видела причин, почему бы им не забыть старую ссору, чем бы это там ни было,и не провести день или даже уик-энд с ней. Не сомневаюсь, Вера былазаслуживающей презрения стервой, но ведь она была их матерью. К тому же онабыла уже стара. Конечно, теперь я знаю намного больше, чем тогда, на..

Что?

Да, это правда. Сдохнуть мне на этом месте, если я вру, каклюбят говорить мои внуки. Ты можешь позвонить Гринбушу, если не веришь мне.Представляю, какая появится умильная, приторно-елейная статейка в местнойгазете о том, как все было чудесно; когда новость вырвется наружу, именно так ибудет, так бывает всегда.

Ну что ж, у меня для тебя тоже есть новость — не было ничегозамечательного и чудесного. Душевный онанизм, вот что это было. Что бы здесь нислучилось, люди скажут, что я полоскала Вере мозги и она плясала под мою дудку,а потом я убила ее. Энди, мне известно это так же, как и тебе. Никакая сила нина земле, ни на небесах не запретит людям предполагать самое ужасное, если имэто нравится.

Но, черт побери, в этом нет ни единого слова правды. Я женичего не заставляла делать Веру, да и она сделала так не потому, что любиламеня или я ей нравилась. Мне кажется, она могла сделать так потому, что считаласебя должницей, — Вера могла считать, что очень многим обязана мне, но не в ееправилах было сообщать кому-либо о своих решениях. Возможно, сделанное ею быловыражением благодарности… не за то, что я убирала за ней дерьмо или менялагрязные простыни, а за то, что я была рядом, когда по ночам ее обступали тенипрошлого, а зайчики из пыли выбирались из-под кровати. Пока ты не понимаешьэтого, я знаю, но ты поймешь. Прежде чем открыть дверь и выйти из этой комнаты,я обещаю, что ты все поймешь.

Вера была стервой по трем причинам. Я знала женщин, которыеимели больше причин для подобного звания, но и трех причин хватало для безумнойстарухи, почти полностью прикованной к инвалидной коляске и кровати. Этого быловполне достаточно для такой особы.

Первая причина стервозности заключалась в самой ее натуре.Вера просто не могла не быть стервой. Помнишь, что я говорила о прищепках?Простыни нужно было вешать на шесть прищепок, и упаси Бог использовать толькочетыре! Ну так вот, это только один пример.

Все должно было делаться определенным образом, уж коли тыработаешь на миссис Поцелуй-Меня-в-Задницу Веру Донован, и не приведи Господьзабыть хоть одну мелочь. Она сразу же говорила, каким образом все должно былоделаться, а я расскажу тебе, как все делалось. Если человек забывал о чем-то впервый раз, то знакомился с острым как лезвие язычком Веры. Забыв дважды, онлишался зарплаты за неделю. Ну а если вы умудрились забыть в третий раз, то васувольняли, даже не выслушав извинений. Это было правилом Веры Донован, и ясразу же усвоила его. Было очень трудно, но мне казалось это нормальным. Есливам дважды сказали, что выпечку, вынув из духовки, нужно ставить только на этуполочку, а не на подоконник, чтобы она там побыстрее остыла, как частенько этоделают задрипанные ирландцы, а вы так и не усвоили этого, то вряд ли вамкогда-нибудь удастся запомнить это.

Три оплошности — и вы оказываетесь за дверями, вот такоебыло правило, исключений быть просто не могло, поэтому мне пришлось столкнутьсяс множеством разных людей, проработав столько лет в этом доме. Я частенькослышала, как люди говорили, что работать у Веры Донован — все равно что пройтисквозь дверь-вертушку. Можно сделать один круг или два, а некоторым удаетсяпрокрутиться даже десять, а то и двенадцать раз, но в конечном итоге все равнооказываешься на улице. Поэтому, когда я впервые устроилась к Вере на работу(это было в 1949 году), я шла туда, как в пещеру к разъяренному дракону. Но онаоказалась вовсе не такой уж страшной, как о ней говорили. Если держать уховостро, то можно было удержаться на своем месте. Мне это удавалось, так же каки придурку-управляющему. Только вот все время приходилось быть начеку, потомучто она была такой пронырой и лучше разбиралась в натуре местных жителей, чемте, кто приезжал на наш остров только на летний отдых… к тому же Вера моглабыть подлой. Даже в те времена, когда на нее еще не свалились другие проблемы,она была ужасно ехидной. Для нее это было своеобразным хобби.

— Что тебе здесь нужно? — спросила меня Вера, когда я пришлаустраиваться на работу. — По-моему, тебе лучше сидеть дома, присматривать заребенком и готовить вкусные обеды для «света твоих очей».

— Миссис Калем с удовольствием будет присматривать заСеленой четыре часа в день, — ответила я. — К тому же я смогу работать тольконеполный рабочий день, мэм.

— А мне и нужна служанка на полдня, именно так и написано вмоем объявлении о найме в местной газете, если я не ошибаюсь, — моментальнопарировала Вера, только обнажив свой острый язычок, а не полосуя меня им, каклезвием бритвы, как это бывало впоследствии. Насколько я помню, в тот день Веравязала. О, эта женщина вязала со скоростью света — за день она могла свободносвязать целую пару носков, даже если приступала к работе после десяти утра. Но,как она говорила, для этого ей нужно было быть в настроении.

— Да, м-м-м, — ответила я, — именно так там и было сказано.

— Меня не зовут Дам-м-мм, — проворчала она, откладываявязанье в сторону. — Меня зовут Вера Донован. Если я возьму тебя на работу, тоты будешь звать меня миссис Донован (по крайней мере, пока мы не узнаем другдруга достаточно хорошо, чтобы произвести некоторые изменения), а я будуназывать тебя Долорес. Ясно?

— Да, миссис Донован, — ответила я.

— Ну что ж, неплохо для начала. А теперь ответь на моивопросы. Что ты делаешь здесь, тогда как тебе нужно управляться по хозяйству всобственном доме, Долорес?