* * *

– Засыпаешь, дорогая? – прошептал Бен.

Прошло почти два часа. Динна лежала, уютно устроившись в егообъятиях, одна ее нога покоилась между его бедрами.

– М-м-м... Бен?

– Что? – спросил он шепотом.

– Я тебя люблю, – проговорила Динна тоненьким, почтидетским голоском.

– Я тебя тоже, а теперь давай спать.

И Динна уснула, и проспала еще два часа. Когда она открылаглаза, то увидела, что Бен стоит в изголовье кровати и держит поднос. Он был встрогом темно-синем костюме в тонкую полоску. Динна села и пригладила рукойволосы, она вдруг обостренно осознала, что она-то не одета, не умыта и непричесана. От теплой постели исходил запах их любви.

– Сколько я проспала?

– Не очень долго. Не удивляйся моему виду, я бы тожележал с тобой, но у меня ленч с клиентом в галерее. Вчера я уже отменил однувстречу, и, если я отменю и сегодняшнюю, Салли уволится. Но я скоро вернусь.

Динна прислонилась к изголовью широкой двуспальной кровати.Бен поставил поднос ей на колени.

– Не знаю, что ты обычно ешь на завтрак, – надеюсь, яне ошибся с выбором.

Он улыбнулся и снова стал похож на молоденького паренька. Назавтрак он принес Динне фрукты, кофе с молоком, круассаны и заботливо приготовленноеяйцо пашот.

Динна ошеломленно посмотрела на поднос, потом на Бена. Чтоона могла сказать? Он вошел в ее жизнь на морском берегу в Кармеле, и вот онуже приносит ей на завтрак круассаны и кофе и извиняется, что не знает еевкусов. Они занимались любовью всю ночь и большую часть дня, они много разпризнавались друг другу в любви, и она даже не чувствует угрызений совестииз-за того, что проснулась в его постели, а не в своей собственной, которуювосемнадцать лет делила с Марком. В это утро она о Марке даже не вспомнила.Динна была счастлива, чувствовала себя молодой и влюбленной, и сейчас ей нужнобыло от жизни только то, что было у них с Беном. Она посмотрела на него свосторженной улыбкой, счастливо вздохнула и взяла круассан.

– Имейте в виду, сэр, этак вы меня избалуете, непройдет и недели, как я стану совершенно несносной.

– Не станешь, – заверил Бен с довольной усмешкой, сновапревращаясь во взрослого мужчину.

– Стану, стану. – Динна откусила кусочек круассана иблаженно закрыла глаза. – Я привыкну, что мне каждое утро подают круассаны,яйца и кофе с молоком. – Она снова открыла глаза и лукаво посмотрела на Бена. –Мало того, мне, пожалуй, захочется, чтобы ты каждый день оставался дома изанимался со мной любовью.

– Не привыкнешь.

– Вот как? Это еще почему?

– Потому что завтра будет твоя очередь готовить завтракдля меня. Динна, это то, что называется демократией. Мы живем вместе и делаемвсе по очереди, стараясь баловать друг друга. Мы будем готовить завтрак другдля друга. – Бен наклонился к Динне и на прощание поцеловал ее еще раз. –Кстати, ты должна знать, что яичницу я люблю поджаристую.

– Придется записать, а то забуду, – усмехнулась Динна.Бен выпрямился.

– Ничего, я тебе напомню.

Динна принялась за еду. Она была счастлива и чувствовала себякак дома. У нее было такое ощущение, будто они с Беном живут вместе несколькомесяцев, если не лет. Ей совсем не казалось странным, что она сидит нагишом ипьет кофе из ярко-желтой керамической кружки, а Бен, глядя на ее обнаженнуюгрудь, довольно улыбается. Им было легко друг с другом; все, что происходиломежду ними, было естественным и настоящим. Ничего общего с официальнымиритуалами, принятыми в их с Марком доме. Динна вдруг поняла, что образ жизниБена нравится ей больше. Даже желтая кружка в ее руке вселяла чувствоуверенности и казалась прочной – в отличие от тех чопорных лиможских чашек вголубой цветочек, которые достались Марку от матери.

– Чем ты сегодня займешься?

– Первым делом приму ванну.

Динна наморщила нос, и оба рассмеялись.

– Ты мне нравишься такая, как сейчас.

– Значит, ты грязнуля.

Сама себе противореча, Динна протянула к Бену руки, и онснова ее поцеловал. Когда он выпрямился, на его лице было написано сожаление.

– Черт, может, мне все-таки отменить этот ленч?

– У нас еще будет время. Или...

Динна собиралась спросить, встретятся ли они вечером, но,еще не договорив, прочла в глазах Бена ответ.

– Динна, никаких «или». К пяти часам я закончу вгалерее все дела, и мы могли бы пойти пообедать в какое-нибудь тихое местечко.Может, поедим где-нибудь в районе порта?

– С удовольствием.

Динна снова откинулась на подушки, улыбаясь во весь рот.Однако в глазах Бена мелькнула тень тревоги.

– Что-нибудь не так?

– Для меня-то все прекрасно. Но ты... я подумал, тебене будет неловко появляться со мной в общественных местах? Я не хочу ставитьтебя в сложное положение.

Бену приходилось все время напоминать себе, что у Динны естьдругая жизнь и она никогда не будет полностью принадлежать ему. Динна еготолько на время, как шедевр из зарубежного музея, а не как картина, которую онможет повесить в своей галерее навсегда. Но от этого время, которое они моглипровести вместе, становилось еще более драгоценным.

– У тебя не будет неприятностей, если мы пойдемкуда-нибудь вместе?

Он посмотрел на Динну с нежностью и искренней тревогой.

– Не должно быть. Смотря что мы будем делать, кудапойдем и как будем себя вести. Надеюсь, все будет хорошо.

Бен молча кивнул. Динна протянула руку, он молча сжал ее и сновасел на кровать.

– Динна, я не хочу делать ничего такого, от чего у тебяпотом могут быть неприятности.

– Не волнуйся, ты ничего такого и не сделаешь. Всебудет хорошо.

– Динна, я серьезно. Я не хочу, чтобы тебе пришлосьпотом страдать.

– А ты не думаешь, что страдать придется нам обоим? Бенудивился:

– Что ты имеешь в виду?

– Это лето будет самым прекрасным в моей жизни и,надеюсь, в твоей тоже. Когда оно закончится и нам обоим придется вернуться кпрежней жизни, каждому к своей, боюсь, мы оба будем страдать.

Бен кивнул и посмотрел на тонкую нежную руку, которую держалв своей.

– Ты уже пожалела о нашем решении?

Динна расхохоталась серебристым смехом, запрокидывая голову,а потом нежно поцеловала Бена в щеку.

– Ни на секунду. – Она снова посерьезнела. – Но всеравно, не стоит даже надеяться, что потом нам не придется страдать. Если то,что между нами возникло, хоть чего-нибудь стоит, если мы действительно друг длядруга так много значим... нам придется с этим смириться.